Наталья Самойленко - Чёрно-белые сны

Дождись меня хоть через сотни лет.

Зажги костёр на берегу реки.

Подкладывай в него щепу и хворост,

И отгоняй врагов спесивых свору,

И от дождя и ветра сбереги.

Шепчу? Нет, нет, неистово кричу,

А кажется, что шевелю губами:

«Зажги на миг спасительное пламя —

В окне своём дрожащую свечу».

Листы перебираю старых писем.

Признания в одних, в других «прости».

А за окном туман клубится сизый,

И город в нём, как будто взаперти.

А может не туман, а слёзы, слёзы

Или сожжённых строк солёный дым?

Что происходит? «Проза жизни» — проза…

Так и живу, бродя по запятым.

Целую буквы (буквы?) — губы… губы

Воспоминаний руны — тайны слов.

А из тумана щерится беззубо

Безгрешная, безмолвная любовь.

Давно с собою не в ладу,

С тех самых пор, когда влюбилась.

И жду, опять чего-то жду,

А для чего, скажи на милость?

Другого цвета облака?

Нет, всё такие же, как прежде,

И нежно смотрят свысока

В молочно-палевых одеждах,

Что подарил последний луч

Заката жёлтого, густого.

И так же бьет студёный ключ

У церкви «доброго святого» —

Он Чудотворец. Помнишь, ты

Мне обещал, случится чудо?

И я кричу до хрипоты:

«Люблю, люблю!» А ночь-иуда

Вползла на небо. Чёрным стал

Твой взгляд колючий, отрешённый —

Холодный, проклятый металл…

И льётся свет луны суконный,

Что у меня тебя отнял.

Парк опустел, и дорога глотает шаги.

Чувствую кожей холодную, хмурую ночь.

Ветер колдует тревожно, гоня меня «прочь»,

Хлещет дождём с недовольством слепого брюзги.

Держишь прохладу ладони в горячей руке.

Жаром охвачена, сразу сбивается пульс.

Где-то в груди запекло, словно тысячи пуль

Разом вонзились и болью текут по щеке.

Шепчешь: «Не плачь…", но я слышу «прости» между строк.

Вот перекресток, мерцает фонарь на посту.

Я остаюсь. Ты уходишь один в темноту.

Струны надорваны — скалится бешеный рок.

Застоялась вода в мрачном старом колодце,

Пахнет гнилью болотной — бедой.

Там терновник кривой (только б не уколоться)

Взял в полон разъярённой ордой

Наши чувства. Стою. Пальцы, вросшие в камень,

Не разжать, не посмею. Губу

прикусила до крови, шепчу (именами)

О прощении небу мольбу.

Откликается эхо протяжно и гулко,

Разливая по стенам «а-а».

Виноватых здесь нет — я себя обманула,

Не проверив, чужое взяла.

Раскалённые ножницы злобного взгляда

режут плоть по-живому.

Мысли падают с губ — капли жгучего яда,

А по небу рябому

Проплывают в закате зловещие тучи —

Точно мох буро-рыжий.

Нам сбежать бы туда, затаиться на круче,

Не тонуть в кислой жиже

Обещаний расплывчатых пафосной речи,

Роняющей грех слова.

Но живём, отчего-то судьбе не переча,

Каждый — как пёс дворовый.

А город спит, не ведая о том,

Что завтра дождь занудливо бубня,

Придёт опять, сырым, гнилым холстом

Укрыв его. И в суматохе дня

Утихнет гул дорог и площадей,

Ревущие машины сбавят ход.

А ветер, прирожденный чародей,

Бездарных слов фальшивость унесёт.

Ну а пока глухая темнота

Жуёт луну беззубым чёрным ртом.

Густеют тучи, в небе суета,

А город спит, не ведая о том.

Я снова перелистываю вечер.

Сочится с губ то гнев, то горечь слов.

Всё говорил, и крыть мне было нечем —

Не развязать затянутых узлов.

Дешёвые дымили сигареты.

Свеча роняла отблеск на окно.

Твердил, что наши чувства перегреты,

Терпеть нет сил, стараешься ты, но

Не можешь больше, жажда поцелуев

Сменилась кислым привкусом вины,

Что мы с тобою — айсберги. Дрейфуем.

Нас настоящих нет — мы не видны.

Я что-то отвечала, что — не помню.

Рыдало небо, слыша сердца плач.

Бродил во тьме огромных серых комнат

Любви моей безжалостный палач.

Отразились в зеркале: тишина

Поля бездонного, и цветы,

Реки и радуги, и мосты,

Ива застылая и луна,

Что почему-то в ночи бледна,

Облака розовая волна,

Даже свеча с твоего окна,

Лица прохожих, зонты, зонты,

Двери и стены, цветные холсты…

Не отражаешься — ты!

Ах, эта тоненькая нить,

И разорвать её не можем,