Виктор Уманский - Борьба или бегство

Этой ночью я не мог заснуть несколько часов. Поиски валерьянки по ящикам и дверце холодильника плодов не принесли. Меня взяла злость: вся правда о Тане уже была мне известна; давно было ясно, что и с Ваней она своего добьётся. Увы, надежда на другой исход была так сильна, что разуму не удавалось до конца убить её.

Я снова улёгся в постель и решил, что заставлю себя уснуть во что бы то ни стало. Примерно через час мне удалось провалиться в беспокойную дрёму, в которой я и провёл всю ночь, — то засыпая, то просыпаясь.

Днём я выждал до обеда, обсудил с Таней одну из рабочих задач, а уж потом небрежно спросил, как прошло их свидание.

— Нормально.

— Давай уж поподробнее.

— Зачем тебе это знать?

— Может, потому, что ты и так мне Ваней все уши прожужжала? Ты знаешь, что я уважаю твои чувства и твой выбор, но хочу честности.

Таня уступила.

— Мы разговаривали два часа. Он признался, что я всё ещё ему нравлюсь. Потом сказал, что мы никогда не сможем быть вместе. Потом мы трахались на парковке. Он отвёз меня домой, и мы ещё полчаса сидели в машине, держась за руки.

— Что ж, поздравляю.

— С чем? Он же сказал, что не будет со мной встречаться.

— Будет.

— Знаешь, твои слова поддерживают меня. И дают надежду.

Какой я молодец, однако.

Таня стала регулярно писать в соцсетях абстрактные тексты о своей большой любви. Я предполагал, что это было частью плана, как окончательно сломить сопротивление Вани. Но одновременно каждое её слово било и по моей защите.

«Впервые я полюбила гулять одна. Друзья зовут веселиться, но к чему это, если среди них нет тебя? И вот я иду под дождём, выхожу на середину дороги и раскидываю руки в стороны. Привет всем неспящим. И тебе».

Это было смехотворно. Тем не менее, стоило мне увидеть очередное подобное послание, как в ушах начинало шуметь, пульс учащался, а горло как будто сдавливало удавкой.

— Тань, что за суицидальные настроения. Мне казалось, тебе уже больше четырнадцати лет.

— Да, я по́зер. Что поделать.

Определённо, чувства к Ване у неё имелись, но это не отменяло того, что каждый ход был просчитан. Ваня должен был думать, что она по-настоящему страдает, хотя, судя по её поведению, это было далеко от истины.

— А как твоя личная жизнь? — спросила однажды Таня.

— Не очень понятно, если честно.

— Поделись, поддержу тебя по-братски!

«Я страдаю от того, что ты влюбилась в другого, и умираю от ревности» — классный бы вышел ответ.

— Могу рассказать, но не уверен, что тебе это будет приятно. И это довольно личная вещь.

— Да ладно, жги.

Я собрался с мыслями.

— Видишь ли, я до сих пор люблю Надю. Ты действительно мне нравилась, но по-настоящему я ни на один день не переставал любить её. Думаю, это взаимно, но вернуть наши отношения будет непросто. Она согласна встретиться со мной, но не сразу — надо подождать. Я постоянно думаю о ней и очень скучаю.

— Спасибо, что рассказал, — ответила Таня. — Знаешь, ты тоже мне нравишься, но я действительно хочу, чтобы у вас с Надей всё получилось. Вы же такие классные!

— Спасибо. Надеюсь, она тоже это осознает. А ты Ваню любишь? — спросил я, повинуясь внезапному порыву.

— Не знаю. Я не определилась в своих чувствах.

Классика.

— Как бы там ни было, уверен, что у вас всё получится.

— Мне тоже хочется верить в это.

Кажется, я достиг совершенства в создании нужного мне образа. Никто не знал о моей страсти к Тане. Жаль, мне самому от этого было не легче.

* * *

Мы с Надей предварительно договаривались встретиться в последние выходные марта. В пятницу я написал ей и предложил выбрать точное время и место.

— Я поняла, что нам не стоит видеться, — ответила Надя.

Я застыл, тупо смотря в экран.

— Как, ты же сама называла эти выходные?

— Сейчас ещё не время.

— Но послушай… В последние месяцы я только и живу мыслями о тебе!

— Может быть, мы встретимся позже.

— Но почему?!

— Я же говорю, ещё не время.

Это был удар. Притворство в отношениях с Таней серьёзно расшатало мои нервы, и единственным спасением оставалась относительно надёжная тропинка, ведущая к Наде. И вдруг она оборвалась, оставив меня среди хлябей.

Похоже, мои мысли отрывались от реальности, а воспалённое сознание превращало рядовое событие в катастрофу. Я сам возвёл значение этой встречи в абсолют, и не нужно было перекладывать ответственность на Надю. Разумеется, она имела право взять дополнительное время или отказать вовсе.

Мысль эта выглядела так странно, что я раздумывал над ней несколько минут, чтобы убедиться, что не пропустил какую-нибудь логическую ошибку.