Татьяна Таран - Список мечт. Повести и рассказы

Никита еле дождался окончания рабочего дня. Его решимость мог остановить только ядерный взрыв или цунами. Но ни того, ни другого, к счастью, не намечалось, а он прокручивал в голове десяток возможных вариантов развития дальнейших событий.

Они не виделись несколько месяцев, после той поездки на яхте. За фонограммами она больше не приходила, так как сама уже выбирала мелодии из множества кассет, которые он ей записывал в течение предыдущего года.

Вернее, это она его не видела, а он продолжал озвучивать плёнки и видел её на экране монитора не далее, как месяц назад. Ничего особенного, вернее, чего-то необычного, другого, настораживающего он в ней не заметил. Такая же худенькая, беленькая, голубые глаза на пол-лица, милая улыбка…

Он знал её в движении, чувствовал ритм девичьего тела и уже воспринимал Аню как близкого человека.

Подобно Пигмалиону, он любовался образом прекрасной девушки на мониторе, помогал наполнить танец музыкальным содержанием. Но как приблизить к себе этот образ, как оживить эту Галатею для себя в реальной жизни, как добиться её расположения — он не знал.

Что с ней сделал этот злыдень? Что значит «нервное истощение», о котором сказала Светлана Сергеевна? Спросить у неё во время обеда, при посторонних, он не решился — мало ли какие подробности могут открыться.

Но Никита готов был хоть сейчас свернуть шею обидчику Ани, отдубасить по-мужски, если хоть волос слетит с головы его возлюбленной. А то, что он влюблён, он признался себе уже давно. Только выбор был за Аней, а она сказала, что совместные танцы кончились.

Вот и знакомая подворотня. Чуть меньше года назад он гарцевал здесь на февральском морозе, ожидая Аню с известием о работе в балетной школе.

Нырнув в арку, он сразу бросил взгляд на её окна. Ранние сумерки декабря высветили два окна слева от входной двери в подъезд. Кто-то дома. Это уже хорошо. «Если Аня одна — я её спасу, помогу ей во всём, чтобы она ни попросила и ни захотела. Если дома этот хмырь, по совместительству её муж, — то тоже хорошо. Я выясню, что значит „довёл до нервного истощения“, у него самого».

Он уже забыл, что Светлана говорила о том, что муж куда-то сбежал.

Никита не волновался, он был полон решимости выяснить здесь и сейчас. Всё и сразу. И тут же сомнение: «Но надо сначала на Аню посмотреть — вдруг она его защищать начнёт, как прежде защищала свой брак? Да без разницы! Я все равно ему влеплю разок хотя бы за то, что в коллективе знают о его проделках, обсуждают девушку, хоть и сочувствуя ей».

Знакомая дверь в квартиру. Постучался. Услышал Анин голос из-за двери:

— Входите, не заперто.

Никита вошёл в прихожую, сунул шапку в карман, на ходу снял куртку, бросил её на ящик с инструментом и пошёл в комнату.

Аня сидела за столом у стены, лицом к окну. Перед ней стояла чашка с горячим чаем, от которой поднимался лёгкий пар. Она видела Никиту, идущего через арку к подъезду. Но не сделала ни шага, ни движения головой в его сторону.

— Аня, ты в порядке? — Никита испугался её отрешённого вида и отсутствию каких-либо эмоций.

— Садись. Я в порядке. Наливай себе чай.

Уже хотя бы говорит. Никита сел, привыкая к ситуации. По тому обстоятельству, что никто не вышел из спальни, и девушка пригласила его к чаю, он понял, что в ближайшие несколько минут бить соперника ему не придётся. Аня жива, сидит рядом, пьёт чай. Вот и хорошо, вот уже всё почти совсем хорошо. Сейчас надо выяснить, что случилось, нет ничего непоправимого.

— Аня, он бил тебя?

— Кто? — Девушка повернулась лицом к Никите, но смотрела сквозь него, куда-то в проём между кухней и прихожей.

— Муж твой, кто ж ещё. Я услышал на работе, что ты не будешь на новогоднем празднике, потому что… Потому что… — Никита замялся, потому что не знал, как правильно выразить состояние, которое описала за обедом Светлана. Потому что он думал, что нервное истощение — это совсем исхудавший человек, лежащий в кровати бездвижно. А Аня производит впечатление нормальной девушки, только заторможенная какая-то.

— У меня больше нет мужа. Мы развелись. — И добавила так же безучастно: — Нет, он меня не бил.

Вопль ликования пронёсся в теле Никиты от макушки до пяток, из сердца вниз куда-то и снова — обратно. «Господи, она свободна, наконец-то!» Он бы сплясал гопака прямо сейчас, и с притопом, и с прихлопом. Но, во-первых, тут не развернёшься, а во-вторых, плясать народные танцы он не умел.

Правильное воспитание подсказывало ему, что эта новость — для него радость неизбывная. А девушке может быть очень, очень плохо, и нужно быть предельно деликатным, чтобы не усугубить её замороженное состояние.