Татьяна Таран - Список мечт. Повести и рассказы

Аня повернула к подъездной двери, ей было уже не до дров с печкой. Конверт был вскрыт, читать или нет? Правила хорошего тона говорили «нет», а внутренний голос «да».

Холодность мужа, граничащую с грубостью, она могла списать на долгий рейс, тяжёлую работу, психологическое напряжение в мужском коллективе. Да на всё, что угодно, списать, только бы не знать, что там, внутри письма от неизвестно какой Любы.

«Дорогой мой Андрюшенька! Пишу тебе с надеждой снова увидеть тебя. Я сейчас по хозяйству, копаюсь в огороде. Хорошо, что заехал ко мне по пути к маме, а то я уже сильно соскучилась по тебе.

И хочу, чтоб ты снова к нам приехал, я тут с мамой своей поговорила, она подсказала мне знахаря в нашей деревне. Он собирает травки, мы вылечим твои почки, и всё у нас будет хорошо. Ты заметил, какой у меня хороший сынок? Правда, папаша у него козёл, ни разу за мой рейс к ребёнку не пришёл. Надо за алименты требовать.

Данилка спрашивает, когда дядя Андрей снова приедет, понравился ты ему. Может, мы все вместе в город переедем жить, ему же надо в хорошую школу, образование получить, чтобы стал таким же умным, как ты.

А я всё время вспоминаю, как нам было хорошо на пароходе, я тебя люблю, твоя Люба. Видишь, как в стихах — Люба любит. Напиши, когда вырвешься из железной хватки твоей балерины — я буду встречать рейсовый автобус на трассе, чтобы быстрее увидеть тебя, мой любимый. Жду привета, как соловей лета».

Аня сложила листок в конверт, положила его назад в карман куртки, повесила её в прихожей на крючок и легла в спальне. Её начало трясти. Она ничего не понимала, сначала думала — может, двоюродная сестра в соседней деревне? Так ведь «дорогой мой, любимый». Сын от Андрея, что ли? Да нет же, какой-то папаша нерадивый, другой. Какие почки? У кого? Андрей ведь не жаловался ей, ничего у него не болит — значит, это не ему письмо! Как не ему? Космачёву, до востребования. Как и я давала телеграмму на Главпочтамт, когда билет купила из Москвы.

А когда письмо написано? Может, это давно, до меня было? Надо встать, посмотреть.

Анюта, укутавшись от озноба одеялом, пошла в прихожую. Ноги её были ватными, каждый шаг как гирями притягивался к полу. Да нет, увы, свежий штамп, пятнадцатого мая этого года. Да можно было и не смотреть штамп, там же ясно написано — «твоей балерины», значит, это уже после свадьбы.

Где этот адрес? Не та ли это деревня, мимо которой они ездили прошлым летом к свекровке? Аня ещё пошутила тогда: «Смотри, какой указатель смешной — „Домашлино“, твой дом тоже там, в домашней деревне?» А Андрей сказал: «Мой — в Васильевке, через десять минут отсюда по трассе, готовься к выходу».

Озноб прошёл, и Анне стало жарко. Скинув одеяло, она лежала с открытыми глазами и смотрела в деревянный короб над собой. На лбу собралась испарина. Аня смахнула её краем одеяла, лоб показалась горячим. Термометр, что принёс вместе с лекарствами осенью доктор Веркин, показал температуру тридцать восемь.

За окном стало уже совсем темно, когда пришёл муж.

— Анюта, что-то холодно у нас, может, печку растопить? — Андрей прошёл в комнату и увидел Аню, лежащую на кровати. — А ты чего это? Ещё рано спать, давай ужинать, есть что поесть?

— Мне нездоровится, поужинай бутербродами с чаем, колбаса в холодильнике лежит.

Аня не знала, нужно ли спрашивать о письме. Потом ведь придётся услышать кто такая Люба. И что у Андрея с ней.

«А если он скажет: да, у нас любовь, а ты мне больше не нужна, и тут же соберёт сумку и уйдёт? Что буду делать я? А так он молчит ведь о ней, хотя уже больше месяца прошло, как вернулся из рейса. Съездил к ней в деревню, с сыном её играл, наверное, раз понравился мальчишке. Сколько ему лет, интересно? Раз в школу хорошую хочет устроить, наверное, малыш ещё совсем. Кто из нас ему важней? Может, это просто случайная связь на пароходе, рейс длинный, не удержался…»

Аня искала оправдания мужу, но чёрная змея предательства обвивала ей шею и мешала дышать. Она встала, нашла в коробке с лекарствами аспирин — доктор сказал ей пить его при температуре.

— Что-то ты разболелась неожиданно, утром же всё нормально было? — Андрей раньше не видел жену в таком состоянии, и это его напрягало. Неспособный сочувствовать или сопереживать, он только и мог сказать:

— Ложись спать, может, к утру пройдёт.

Утром Аня действительно пришла в норму.

Ни температуры, ни озноба. Только горечь в сознании. Держаться за брак двумя руками? Поехать в Домашлино и поговорить с этой Любой? Устроить Андрею сцену из-за письма?