Татьяна Лебедева - Осень нелюбви

— Что будет с нами через десять-пятнадцать лет? — спросила Аня.

— Я буду мужчиной в расцвете сил, с окладистой бородой, а вы уже начнете стареть, — ухмыльнулся Илюша. — Это физиология: женщины стареют раньше.

— Ах, Илюша, ты порой просто невыносим, — ответила я. — Где твои манеры? Почему никто не занимался твоим воспитанием?

— Они пытались, но у них ничего не вышло! Я — Холден, черт его побери, Колфилд, я — бунтовщик, я говорю правду! — он патетически поднял бутылку в правой руке вверх.

— Нет, серьезно, — продолжала Аня. — Будем ли мы еще дружить? Станем ли богатыми, известными? Сколько нарожаем детей? А вдруг кто-то разочаруется в любви — и так и останется одиноким?

— А что для вас любовь? — спросила я их.

— Любовь — как ураган, который поднимает человека высоко над всем миром, — восторженно сказала Аня. — Ты чувствуешь себя самым красивым, самым умным, тебе все-все по плечу! Любовь превращает человека в гения.

— Или вырезает сердце ножом для сердцевины яблок, — добавил Илюша.

Он стоял лицом к ветру, и светлая челка трепетала у него над головой. Он был, как юный Вертер, разочарованный и немножко смешной.

— Я хочу в клуб, — неожиданно сказал он серьезным тоном.

И мы поехали танцевать в клуб. В этот мой последний вечер в Киеве мы решили развлекаться всю ночь до утра. Таксист отвез нас в самый центр города, где все было залито ярким светом. Золотые дома тянулись остриями в черное небо и были похожи на многократное повторение чудесного замка на заставке в мультфильмах Уолта Диснея.

Клуб оказался небольшим помещением, битком забитым людьми. Воздух и даже пол в нем вибрировали от громкой музыки. Под потолком крутился дискобол, и стены и люди под ним казались забрызганными люминесцентной краской. Свободных столиков не было, и мы стали у стойки.

— Что-то хотите? — спросил нас бармен.

Мы заказали коктейли. Выпив свой Космополитен, Анька потащила меня в гущу людей танцевать. После трех песен я вернулась к стойке отдышаться. Илюша потягивал через трубочку мохито. Я подвинулась к нему поближе.

— Ты влюблен в Аньку? — прокричала я ему на ухо.

— Почему ты об этом спрашиваешь? — ответил он вопросом на вопрос.

— Потому что она моя подруга, я люблю ее и желаю ей счастья.

— Любовь! — меланхолично сказал Илюша. — В моей жизни ее было слишком много! И слишком болезненно!

— Расскажи, что произошло?

Илюша сделал большой глоток мохито и придвинулся ближе к моему уху.

— С восемнадцати лет, три с половиной года, я встречался с девушкой. Я собирался на ней жениться, мы даже обсуждали детей, как она будет ходить беременная, как мы вместе состаримся. Я все ждал, когда окончу институт и найду работу, чтоб расписаться с ней. Но, как оказалось, ей все это было не нужно! Она меня бросила. Чихала она на меня! Сейчас живет с другим парнем. Вот такая любовь!

— Ты до сих пор не можешь ее забыть?

— Я уже забыл.

— Не похоже.

— Почему?

— Я вижу.

Илюша пожал плечами и продолжил пить мохито. Мы немножко помолчали в грохоте музыки.

— Ты понимаешь, что ты прошлое любишь больше, чем настоящее? А ведь у тебя в настоящем все может быть гораздо лучше, но ты его не принимаешь.

— Знаешь, — сказал он мне, перекрикивая музыку, — я часто чувствую, что между мной и миром какая-то стена! Я смотрю на людей, а они для меня как тени из параллельных миров, а речи их, как помехи в радиоэфире. Я — расстроенная гитара, которая никогда не будет звучать в унисон с другими инструментами.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — усмехнулась я.

Было уже далеко за полночь, когда усталые и разбитые мы решили покинуть ночной клуб и посидеть где-то в тихом месте. Тем более, что наши молодые организмы стали требовать чем-то подкрепиться. Мы вышли на улицу, — и нас тут же пробрал озноб. Было очень сыро. Влажный туман опустился на город, и желтые фонари и огни реклам превратились в расплывчатые пятна, как на картинах импрессионистов. Мы брели в зыбкой колыхающейся дымке со множеством солнц, прижимаясь друг к другу. Мокрое золото блестело у нас на носах и лбах. Откуда-то из серо-золотистой пелены вынырнула машина и тихо прошелестела мимо нас. Мы перебрасывались ничего не значащими фразами и медленно шагали по влажному асфальту. Время беспечно остановилось, мы затерялись в лимбе, чтобы продлить последнюю нашу ночь в этом старом мифическом городе.

Так мы шли, пока не набрели на круглосуточный суши-бар. Он был пуст, и мы присели за столик у дальней стены. Заказали роллы и чай, а Илюша продолжил пить. В ярком свете ламп стало видно, что веки его набухли и покраснели, а глаза сделались мутными.