Сергей Яковлев - Советник на зиму

— У меня тоже есть вопрос, — вступил Асмолевский с подпрыгивающей от волнения губой. — Не кажется ли свидетелю, что Низговоров не просто совершал разрозненные, логически не связанные между собой проступки (до решения суда я умышленно не говорю о преступлениях), но осуществлял некую программу, которая нередко получала одобрение и поддержку со стороны губернатора и других особо приближенных к нему лиц? Что Низговоров всеми доступными ему средствами противодействовал либеральным реформам, начавшимся в городе осенью прошлого года?

— Мне не кажется, — проворчал Щупатый. — Я это просто знаю.

Свидетель Биргер заявила, что она может говорить только о том, что видела своими глазами. Поджог, убийство, изнасилование малолетней — все это обвинения сомнительные, потому что недоказуемые. Что касается покушения на губернатора — это полный абсурд, потому что Потап Степанович был и остается едва ли не единственным и уж во всяком случае самым могущественным покровителем Низговорова. Плакат на театре и кое-какие графические работы этого художника, волей случая ставшие ей, Нине Мордуховне, известными, — явление само по себе страшное, разрушительное, но, увы, не подпадающее под статьи уголовного кодекса. На Западе принято думать, что моральный и духовный урон от подобных творений меньше, чем от ограничения свободы творчества; с этим можно поспорить, но такова сегодня мировая практика, и с ней приходится считаться. Мы же не хотим попасть в число стран-изгоев, стать продолжением «оси зла» и снова очутиться за железным занавесом? Политические взгляды, о которых говорил секретарь Асмолевский, — это тоже личное дело каждого (если речь, конечно, не идет о насильственном захвате власти, изменении государственного строя и других уголовно наказуемых видах политического экстремизма). Другое дело, что чиновник не имеет права руководствоваться в своей работе теми или иными партийными убеждениями, когда они идут вразрез с государственной политикой, и уж тем более чинить этой политике помехи, дискредитировать ее в глазах населения. Такие действия чиновника следует квалифицировать как измену. Советник Низговоров совершил измену не однажды. Пользуясь болезненным состоянием Потапа Степановича и доверием, которое тот неизменно оказывал своему советнику, Низговоров окружил губернатора своими друзьями-приятелями, темными личностями, которые пытаются влиять на самые важные, судьбоносные решения власти. Личности эти всем известны, но она, Нина Мордуховна, не побоится лишний раз их назвать: это и бывший путчист Кудряшов, не оставляющий надежды с помощью Низговорова взять реванш, и целитель-шарлатан Турмагомедов, растлевающий городскую элиту, и внезапно разбогатевший молодой владелец так называемой «Абнавы», криминальные дружки которого уже взяли Потапа Степановича в оборот, даже в этом зале не оставляют без присмотра…

— У нее что, крыша поехала? — бросил Дима в пространство.

— …И завхоз башни, зачем-то назначенный комендантом города, — упрямо продолжила Нина Мордуховна. — Потап Степанович, мы живем все-таки в мирное, гражданское время. В каком нормативном акте прописаны должностные обязанности коменданта? Какие органы и структуры ему подчиняются? Остаемся ли мы с этим назначением в правовом поле? Где гарантии, что сегодня вечером меня на улице не встретят дубинками и прикладами, не вывезут куда-нибудь за кладбище, не утопят в пруду? Где гарантии, что этот человек не введет в городе военное положение, опираясь на штыки, не объявит себя верховным правителем и не посадит вас, легитимного губернатора, под замок?

— А где были такие гарантии вчера? — загадочно спросил губернатор.

— Садись, старая, хватит, — миролюбиво сказал Павлыч.

Выслушали и Мальвину Тимофеевну. Не снимая голубой шляпки, она поведала рыдающим голосом, что за всю жизнь не сталкивалась с более развращенным ребенком, чем племянница Низговорова (чьей пропащей душе она, как настоящая христианка, не может, конечно, не пожелать покоя хотя бы на том свете). Неискоренимость пороков этой девочки свидетельствовала, по мнению педагога, о их врожденном, генетическом характере, в чем Мальвина Тимофеевна имела возможность убедиться при невольных столкновениях с самим Низговоровым: он обладает теми же агрессивностью, нетерпимостью и прочими демоническими чертами в еще более свирепой и опасной форме. На вопрос защитника Кудакина: не замечалась ли у девочки ранее склонность к суициду? — Мальвина Тимофеевна, прижав пальчики к вискам, вспомнила, что Даша однажды уже пыталась покончить с собой, бросившись под машину своего дяди; вероятно, ее болезненная фантазия требовала совершить самоубийство непременно на глазах у Низговорова, когда-то над ней надругавшегося, ему в отместку. Бедное дитя!..