Сергей Яковлев - Советник на зиму

Под хлопки и одобрительный гул Асмолевский встал, скромно поклонился, давая понять, что деловая часть закончена, и широким жестом пригласил гостей к столу с бутербродами, накрытому в соседней комнате.

— Ты понял? — шепнул Несговорову Щупатый, жадно сметая со стола куски и высматривая глазами, чего он еще не попробовал. — Умница! Если ему дадут развернуться — мы спасены.

Компания подобралась разных возрастов, большей частью богемная, одетая с нарочитой небрежностью, но стильно. Несговоров потолкался в тесноте с надкушенным пирожком, желая присоединиться к беседующим, но разговоры, долетавшие до его ушей, были все какие-то странные. В одном месте спорили, как надо склонять: «бомжом» или «бомжем»? Рыжая телеведущая утверждала, что «бомжом» звучит энергичнее, а заодно отбивает противный запах, неизбежно ассоциирующийся с этим понятием. В другом вели речь о благородстве, и толстячок с брюзгливо отвислой губой доказывал, что настоящего аристократа можно распознать только на поле для гольфа. В третьем шла ученая дискуссия: рахитичный человечек с безволосой головой и бесцветными выпуклыми глазами обвинял народ в циничном безверии, ссылаясь на пословицу «На тебе, боже, что мне не гоже», а сутулый очкарик в мешковатом джемпере возражал, что пословица подразумевает отнюдь не Господа, но убогого человека, бедняка, которого в старину так и звали: небога…

Обмен короткими репликами на периферии четвертого кружка заставил Несговорова насторожиться.

— Где его нашли? — спросил кто-то.

— В подвале театра! — ответили ему.

Здесь в центре внимания была перевозбужденная девушка с рыхлым мучнистым лицом и большой грудью, в голубой широкополой шляпке с бантом. Нервно теребя свои тяжелые бусы, она вещала певучим голосом:

— …Просто подходит и говорит: «Кайся! Кайся, грешная душа!..» Он всех видит насквозь, кто в чем виноват перед Богом. Папа вообще всегда верит в справедливость. Такой добрый, мухи не обидит. Всем готов помочь. Нет, правда, только его христианская душа… Два года на «лендровер» собирал, во всем себе отказывал! Когда машину угнали, мы с мамой говорим: надо что-то делать, заявить куда следует, пускай ищут? А он: ничего не надо. Я знаю, кто украл, но преследовать его не буду. Вор должен сам раскаяться и вернуть украденное, иначе ему будет очень плохо. Он сгорит в аду. Я не могу обрекать грешную душу на такие муки. Представляете? Вора пожалел! А ведь у него у самого сердце больное. Когда он волнуется, когда страдает за кого-нибудь, то всегда напоминает мне самых наших святых-пресвятых, ну, старцев православных: бородища вот такая черная, глаза горят огнем…

— Простите, — робко вмешался Несговоров, пораженный странными совпадениями. — Вы не напомните отчество… Отчество вашего папы?

— Отчество? — удивленно переспросила девушка. — Его зовут Тимофей Павлович.

— Павлович! Павлыч… Я встречал человека, по вашему описанию похожего на него… Нельзя ли узнать, где работает ваш папа?

— Все знают, что папа работает в театре, вы один этого не знаете! — грубо бросила ему девушка, вспыхнув, и снова продолжила свой рассказ. — Нет, правда, Бог все видит, только неблагодарные могут усомниться… Всего-то две недели прошло! Через две недели того вора… То, что осталось от него… Обнаружили… Ой, я не могу больше. Папа видел, прямо не знаю, как его сердце выдержало!

Девушка понизила голос до шепота и произнесла коротенькую фразу, после которой расслышавшие дружно ахнули. Кое-кто перекрестился. А другие кинулись друг друга спрашивать:

— Где, где? В башне?..

— На кухне? — неосторожно уточнил Несговоров, занятый своими мыслями. — Я про вашего папу. Он на кухне работает?

Девушка закатила глаза, изображая отчаяние.

— Господи, какое все это имеет значение? — с укором произнесла за спиной Несговорова пожилая женщина, вздохнув. — Христианин — он и в рубище христианин…

— Чего ему надо? Да кто он, вообще? Мент, что ли? — зашикали другие. — Не обращай на него внимания, продолжай! Псих какой-то… — Слушателей прибавлялось, подошел и Асмолевский.

— Да! — взвизгнула рассказчица в истерике. — Да, он работает в театральном ресторане! Вы это хотели услышать? Вам стало легче?

Из глаз девушки брызнули слезы. Ее обступили плотным кольцом, утешая и успокаивая. На Несговорова оглядывались как на варвара и душегуба. А она, захлебываясь, бормотала:

— Нет… Нет, правда… Есть высшая… справедливость… Кто живет по-христиански… Им всегда… воздается…