Иван Алексеев - Светлые истории

Договорились они до того, что, раз он сам себя не бережет, то Ирина больше с ним нянчиться не собирается. Прощает его последний раз. Если еще раз появится в непотребном виде, она с ним разведется. Пускай уходит к маме. Сына она вырастит и одна.

Поругавшись, Ирина приказала ребенку идти спать и, чтобы не слушать наступившую в квартире гнетущую тишину, закрылась на кухне, моя посуду, которую муж за собой никогда не мыл.

Приняв душ, она легла одна и долго не могла уснуть, переживая за собственную резкость и за мужа, который слушал ее укоры, раскрыв глаза, как теленок.

Он пришел к ней мириться далеко за полночь. Чего-то шептал на ухо, потом погладил по плечу. Ирина делала вид, что спит. Муж догадался забраться под одеяло и сделать свое дело. Когда, осоловев, он по-ребячьи засопел у нее под мышкой, она поняла, что не сможет его бросить, и до утра лежала без сна, жалея себя.

Утром она мужу выговорила, как нашкодившему щенку, и сказала, чтобы он не надеялся, что их вчерашний разговор будет забыт, но пыталась разговаривать мягче и так, чтобы он понял. Ей показалось, что у нее получилось, и что связывавшая их ниточка сохранена. Во всяком случае она почувствовала какой-то ответный порыв.

А с Димой на работе она разговаривала еще спокойней, сделав вид, что ничего между ними не было. Так ведь ничего и не было, если не считать фантазий. И лучше бы им не усложнять и тоже сохранить ту тоненькую ниточку невысказанной словами дружбы, которая их связала.

Скоро Дима перестал часто бегать к ней в комнату, как будто все понял. А потом открылся перспективный отдел тренажеров, Третьяков перевелся в этот отдел и после этого стал с ней как все, желая здоровья, когда случайно встречал в коридорах, но в последний год опять нарисовался на горизонте — чуть не каждый день стал заходить к ней на чай и просто поговорить, бередя давно позабытое.

Впрочем, Ирина так устала молчать, что была не прочь поговорить, послушать умного человека и узнать его отношение к своим идеям.

Ее мечту о пенсии он, конечно, раскритиковал. Дима не представлял, как ей тяжело каждый день ходить на работу, где она впустую проводит время; успевать в семье, где муж замучил ее своим желудком и аллергической реакцией на все подряд, по три раза в год уже попадая в больницу. Где сын, ее надежда и умничка по школе, сидит сиднем в своей комнате и так сдает сессии, что она уже ждет, когда его турнут из института. Где мама пристает с дачей, а свекровь то надо везти в деревню, то привозить обратно в город, и все это почему-то должен делать муж Иры, который и так почти не работает из-за болезни, а не его здоровый старший брат.

Мужской взгляд на женскую долю слишком поверхностный. У мужчин ни готовки, ни уборки — какие у них заботы? Дима вон бегает каждый день в обед на пляж, да еще ее с собой зовет. У него все легко. А она разве может позволить себе пойти с ним?

Конечно, ей хочется искупаться и позагорать. Но ей интересно это делать вместе с семьей. Как здорово они раньше ездили втроем на море! Трех недель им хватало на целый год. А теперь даже такой скромный отдых не получается. И деньги надо копить, и муж боится ехать — у него до реанимации доходит, когда начинается приступ; тут им известно, что делать и куда бежать, а там помрет, пока врачи разберутся.

В этом году они даже на озере не покупались. И муж болел, и сын замучил своими хвостами. Лето уже заканчивается, а она белая, как никогда.

Очень хорошо, что Третьяков был в командировке. Если бы он опять, искупавшись в обед, пришел c рассказом про чудную воду и жаркое солнце, Ирина не выдержала бы и выложила, что у нее муж в отпуске, уехал с сыном в деревню, а она взяла с собой подстилку, купальник и полотенце, решив по дороге домой зайти на пляж.

Хорошо, что Третьякова сегодня не было. Дима мог потащиться за ней, а она этого не хотела. Ирине хотелось побыть одной, отдохнуть от всех.

В девятиэтажной оштукатуренной башне «Программных систем», выстроенной для тысячного рабочего коллектива в сладкие застойные времена, сильно сокращенное предприятие со всеми своими лабораториями и компьютерами уже давно занимало только четыре верхних этажа. Два первых и цокольный этаж со складскими помещениями были сданы в аренду мебельному салону и мелким магазинчикам. Средние — под офисы различных контор. Скромная табличка с названием предприятия на фасаде здания потерялась среди многочисленных разноцветных вывесок, и только большие буквы на крыше башни, когда-то горевшие неоновыми огнями, напоминали о ее хозяине.