Вильям Козлов - Дети ада

Телефон все молчит. Я услышал еще какое-то негромкое глухое тиканье. Верчу головой, но больше часов в кабинете нет. Наконец догадываюсь — это стучит мое собственное сердце. Стучит глухо, тоскливо. Неужели на другом конце провода не чувствуют, что я жду?..

И вот все звуки исчезли, меня обступила гробовая тишина. Муха, казалось, прилипла к портрету, часы и сердце остановились.

Я услышал время. Оно будто ватой укутало, неслышно вошло в меня и остановилось. Время не дышит, не тикает. Оно тише самой тишины. Но я чувствую его, оно отовсюду вползает в небольшую комнату, наполняет ее до самого потолка и начинает пульсировать.

А телефон все молчит.

Я сижу в сумрачном пустом кабинете, смотрю на аппарат, завладевший всем столом, и слушаю равнодушное время.

В одном глубинном районе снискал себе дурную славу местный поп. Он запойно пил, нетрезвый справлял религиозные обряды, однажды при отпевании на кладбище упал с, паникадилом в могилу и его оттуда вытягивали веревками, спал у церковной ограды, дважды побывал в вытрезвителе. Начальник вытрезвителя, не вникая в суть дела, одним росчерком подмахнул официальный бланк, примерно такого содержания: «В партийную организацию у святской церкви. Сообщаем, что такого-то задержан в нетрезвом состоянии служитель культа такой-то... Просим обсудить его недостойное поведение в коллективе, принять соответствующие меры...»

Когда попик вторично попал в вытрезвитель и дело дошло до райисполкома, там долго думали, как отреагировать на такое безобразие и в конце-концов сообщили о недостойном поведении служителя культа в епархию.

Меры были приняты незамедлительно: святейший синод выехал в район, отлучил спившегося попа от церкви, а на его место прислал молодого энергичного батюшку, недавно закончившего духовную семинарию. Новый служитель культа повел дело как надо: привел запущенную церковь в порядок, часто выступал с интересными проповедями перед верующими, аккуратно справлял религиозные обряды, сумел привлечь в храм божий молодежь.

Одним словом, верующие не могли нарадоваться на нового расторопного батюшку, добрая слава о нем распространилась по всему району, верующих становилось все больше.

А райисполком слал в областной центр телефонограммы, телеграммы, мол, срочно присылайте опытных лекторов-атеистов.

У забора с велосипеда свалился на тропинку пьяный. Лежа на земле, он силился подняться и громко сквернословил, поминая бога и мать. Проходивший мимо сосед Петя, невысокий, худощавый мужчина лет "прока, подхватил его подмышки, помог подняться и добродушно урезонивал идти домой и проспаться. Но пьяный кудрявый плечистый парень вдруг рассвирепел: отшвырнул от себя велосипед, стал отдирать от забора жердину и орать на всю улицу, что он сейчас всем покажет кузькину мать.

Петя на всякий случай отошел в сторонку, закурил и с неодобрением смотрел на него. Тут из дома чертом выскочила разъяренная Петина жена — Катя и с бранью накинулась на пьяницу. Тот вмиг утихомирился и, бормоча, что нынче же починит забор, подхватил с тропинки велосипед и двинулся восвояси.

Из-за спины жены вдогонку ему разошелся Петя:

— Ах ты, хулиган! Да я тебя сейчас, как бог черепаху! Надо же, весь забор порушил! Догоню и все ребра переломаю!..

Жена вцепилась в мужа, стала успокаивать:

— Не трожь его, Петя! Завтра починит, не то в поселковый заявлю...

— Пусти-и, я его разделаю под орех! — вырывался разбушевавшийся не на шутку Петя. — Видали мы таких в гробу.

Вгорячах, не рассчитав сил, и впрямь вырвался из цепких рук супруги, схватил с земли жердину и... спокойно подойдя к забору, стал прилаживать ее.

— Ишь, раскудахталась, курица... Тут и делов-то на пять минут, — добродушно сказал он жене. — Неси молоток и гвозди!

В Ленинграде осенью на улице Рылеева строители взорвали пришедший в полную негодность старый четырехэтажный дом. Через несколько минут у кирпичных развалин собралась толпа. Не обращая внимания на опускающееся на них желтоватое облако вековой пыли, прохожие с любопытством смотрели на руины, будто оттуда должны были появиться по меньшей мере привидения.

Толпа все увеличивалась. Вдруг она пришла в легкое движение: в середину толпы буквально всверлился маленький кругленький человечек в оранжевом кожаном пиджаке и кроссовках. За руку он тянул за собой высокую худощавую женщину с пышной прической на маленькой голове. Наступая на ноги, напирая животом, извиваясь, расталкивая плечами и даже головой, покалывая локтями, дыша в шею, он упорно, штопором, пробивался вперед. Женщина, руку которой он не отпускал, смущенно улыбаясь, извинялась направо и налево, но ни на шаг не отставала от него.