Татьяна Лебедева - Бандеровка

— Рынка сбыта товаров у нас не останется: Россия закроет свое торговое пространство, а в Европе наши продукты не выдержат никакой конкуренции, — Богдана вздохнула. — Да и геи еще.

— Да, геи — это, конечно, беда!

— Это очень смешно, но население именно геев боится, даже больше, чем экономического коллапса. Ты ж знаешь, конечно, этот прикол, что Европа — это Гейропа.

— Я думал, ты занимаешься новостями моды.

— Да, моды. Но у нас на канале все только об этом и говорят, так что не слушать это невозможно. А ты что думаешь?

— Я бы очень хотел, чтобы наши страны дружили. Вот, наверно, все, что я могу сказать по этому поводу.

Наконец, Богдана заметила еду. Она отпила маленький глоточек кофе, от удовольствия поморщилась, и лицо ее стало менее напряженным. За окном было уже темно. Осторожно подошел официант и включил маленький светильник на столе. Он загорелся теплым желтым светом и отгородил их столик полумраком от других разбросанных по залу огоньков.

Саша вспоминал, что произошло с ними за эти полгода. В конце лета, когда Богдане сняли гипс, они поехали вместе в Венецию. Там они бродили по музеям и кривым улочкам, кормили голубей на Сан-Марко, ели пиццу на завтрак и ужин, а однажды вечером на безлюдном причале на «раз-два-три» признались друг другу в любви. А потом он присылал ей на работу факс с признаниями; они раскрывали жвачки Love is и выполняли задания, написанные на вкладышах. Он заказывал ей подписку на модные журналы, а она, как всегда, громко смеялась и фотографировала все приятные моменты для Инстаграма. С самого начала он видел в ней то, что не видел ни в одной другой девушке. В ней оставались — первобытная вера в лучшее и желание исправить несправедливость вокруг. Саша был непоколебимо уверен в своем решении: в его жизни могла быть только Богдана.

— Ты отогрела пальцы? — спросил он.

— Да! На самом деле я не очень замерзла сегодня! — она кивнула на розовые пушистые варежки на стуле.

Саша снова потянулся к карману брюк, но в это время на столе зазвонил его телефон. Это была мама. На секунду он заколебался.

— Ты чего не берешь? — удивилась Богдана.

Он кивнул ей головой и нажал «ответить».

— Ну как все прошло? — с ходу спросила мама.

— Мам, да дела по-старому, даже рассказать пока нечего, — Саша засмеялся от неловкости ситуации. — Как у тебя? — перевел он тему.

— Да что у меня! Я думала, ты меня сейчас порадуешь, в отличие от своего братца.

Саша знал, что его старший брат Леша разводится после четырех лет брака. Они с женой так и не смогли наладить отношения.

— Мам, я перезвоню позже! Тебе от Богданы привет!

— И ей от меня передавай! — ответила мама.

— А моя мама звонит, только чтобы спросить, когда Тимошенко из тюрьмы выпустят, — рассмеялась Богдана.

— Она политикой интересуется?

— Ой, да так же, как и все. Она в Оранжевую революцию на митинги ходила за Ющенко, потом разочаровалась во всех политиках. А теперь из Италии, как за сериалом, следит за происходящим.

По-видимому, конца разговорам о политике сегодня не предвиделось. Это у украинцев была одна из любимейших тем. Познакомившись, они тут же выясняли друг у друга: ты за Януковича или за Тимошенко? В отличие от России, политическая жизнь тут была более насыщенной и колоритной, борьба шла не на жизнь, а на смерть. Старики ругались и не разговаривали друг с другом из-за симпатий к разным политическим лагерям. Молодые смеялись и над теми, и над другими.

Богдане успели еще позвонить с работы, долго расспрашивали о чем-то, потом давали наставления на завтра. Горячее сменилось десертом. А когда шоколадный пирог тоже был доеден до крошки, они рассчитались с официантом и вышли на морозную улицу. Снег перестал идти, но зато подморозило. Богдана прижалась к Саше, он обнял ее за плечи, и они не спеша побрели к метро.

— Скоро Новый год. Можно будет поехать во Львов, — говорила Богдана. — Это средневековый, очень красивый город — тебе понравится. Ты в нем попадаешь, как будто на сто лет назад. Узкие улочки, старинные замки, крепости… Вокруг тебя живая история. Поезд из Киева туда приезжает рано утром, когда еще нет машин на дорогах, ходит только старый трамвай. Едешь, смотришь в окно: желтые фонари освещают фасады древних зданий, дореволюционные вывески, кривые истертые камни мостовой. Ты в самом начале двадцатого века!

— Уговорила, поедем!

— Я раньше вообще не планировала свою жизнь. Захотела — тут же сорвалась и поехала. Мне казалось это глупым: несколько месяцев обдумывать, лелеять надежды, а потом вдруг раз — и не получилось! Бог смеется, когда слушает наши планы. Так что, вот первый раз с тобой планирую!