Александр Семенов - Вольные кони

В переживаниях проходит полчаса. Тишину в доме нарушает лишь потрескивание дров печи да уныло-тягучее гудение проводов. Пальцы у Степки онемели, он все чаще откладывает горячую монету остудиться.

– Ты где, Степка? – обессилено тянет из закутка бабка. – Иди ко мне…

– Иду, иду, – слезает с табуретки Степка.

Бабка лежит в душной полутьме, смотрит мученическим взглядом и сильно пугает его своим видом. Будто о чем попросить хочет, а не может. Да и чем ей помочь? Вся тумбочка заставлена пузырьками с лекарствами, но она ими не пользуется – не верит врачам. Не помогают ей никакие микстуры и таблетки. У нее отнялись ноги, и как их вылечить, не знает даже деревенская фельдшерица.

– Тут я, бабушка, – нетерпеливо говорит Степка, весь еще там, в мечтаниях. Бабка блуждает по потолку помутневшим взором, ищет чего-то, не находит и тихо произносит:

– Слава тебе, Господи, ты хоть со мной, Степка. Камень сердце давит и руки, как ледень. Отчаевала я, однако, парень. Пригрезилось, будто иду я тропкой, она глезкая-глезкая, я и распласталась. Не к добру это. Ты бы дверь в сенцы-то притворил, холодом по полу несет, избу вызнобишь…

Степка знает, что дверь, обитая на зиму толстым войлоком, крепко заложена на крючок, а на порог, чтобы не дуло, брошена старая телогрейка. Неоткуда холоду быть. Совсем плоха бабушка. Он пытается поднести ей стакан остывшего чая, но она отворачивается, и губ не смочив. Степка держит ее холодную, как ящерка руку, греет ладонями, но никак не может согреть. Бабка молчит, и ему кажется, что она наконец-то уснула. И едва подумал так, глаза ее медленно приоткрылись, всмотрелись в него, признали. Слышится ясный спокойный, прежний ее голос:

– Принеси-ка, внучек, из кухни четыре табуретки, и поставь здесь, у койки. Гостей я жду. Скоро должны быть. Пташка будто мне сейчас воркнула. Воробушек залетел в закуток, махонький такой, будто седня вылупился. И ведь не к добру примета, – пожевала она бескровные губы и вдруг слабо замахала рукой: – Кыш отседова, вещунная птица! Кыш!

Растерянный Степка вглядывается в ее лицо – ведь только что говорила нормальным голосом. Да нет, не похоже, чтобы бабка пребывала в беспамятстве. Разве что маленько не в себе. И он медлит исполнять чудной каприз – ну где здесь поставить табуретки да и зачем? Какие гости на ночь, разве что одинокая старуха Анфиса может забрести на чай? Поздно и стужа. Чудит бабушка. И собрался ускользнуть на кухню. Но не тут-то было.

– Чего стоишь как жердь, тащи табуретки, неслух, кому я сказала. Не понял, что ли – гостей я жду! – повторила бабка с неожиданной силой.

– Ночь на дворе, какие гости, – упрямо возразил Степка.

– Нет, не табуретки, венские стулья из гостиной неси. Чего это я на табуретках дорогих гостей принимать буду, – не слышит она его. – Неси, кому я говорю, вот уши надеру, – пытается она напугать его немощным голосом.

Сбитый с толку Степка понимает, что лучше ей не перечить. Еще разволнуется и хуже станет. Ему очень жалко бабушку и не верится, что она так скоро умрет. Никто еще не умирал на его глазах. Да и как это – ушла из жизни? Кто же тогда его любить будет? Он спешит в горницу, оскальзываясь на крашенных полах шерстяными носками, выносит оттуда стулья с гнутыми спинками и рядком ставит возле кровати.

– Ну ты иди, я подожду еще маленько, – отсылает его бабка от себя.

А он и рад. Опять с ожесточением надраивает монету, наверстывая упущенное время. И постепенно начинает забывать о бабкиных чудачествах. В окошко, поверх сатиновой занавески, зорким оком смотрит луна, будто высматривает что. Степка поглядывает то на нее, то на посветлевший кругляк монеты, и вскоре у него мельтешит в глазах от круглого. В промороженных сенях осторожно поскрипывает, потрескивает, будто, кто-то медленно поднимается по крыльцу. Коротко взлаивает в конуре Лайка, и Степка вздрагивает.

– Батюшки светы, дождалась, большак мой пришел! – негромко вскрикивает бабка Аксинья. – Здравствуй, Трофим! Вернулся, родимый, и где ж ты так долго пропадал? Дай-ка погляжу я на тебя. А ничо с тобой война не сделала, все такой же бравый и статный, будто кто тебя с картинки срисовал да на землю спустил…

Степка испуганно оглядывается на дверь. Да нет, заперта, сам заложку накинул. Он вертит белобрысой головой, пытаясь сообразить, кого это бабушка там встречает? Внушает себе, что дома никого не может быть, кроме них двоих. Это луна голову заморочила, вот и мерещится всякое. Но из-за перегородки доносится легкий шорох, быстрый горячий шепоток: