– Толя список перепроверяет.
Ответсек ушел. Следом запорхнула Маша:
– У меня в пять интервью с Парновым. Я пойду?
– А вчера?
– Он отменил. Зря прождала.
– Идите уж…
– А у него и в самом деле отчество – «Иудович»?
– Да. Но он любит, когда его зовут просто «Еремей». И передайте, чтобы Борис Львович срочно ко мне заглянул. Немедленно!
– А что такое? – забеспокоилась Синезубка.
– Совсем забыл ему сказать. В выходные в Малеевке будет двухдневный семинар очеркистов-природоведов. Больше послать некого.
– А можно я поеду с ним?
– Ну, да, конечно, поезжайте – и уже в понедельник Шуваеву отзвонят, что сотрудники «Столичного писателя» ездят на задание парами. Мария Сергеевна, мне здесь, в редакции, этих разговоров достаточно. Вы поняли?
– Понятно. – Жабрина вышла, поникнув головой.
Через пять минут в дверь просунулась седая голова радостного ответсека:
– Спасибо, Георгий Михайлович, я ваш должник!
Вскоре в окне показались торопливые Машины сапожки. За ними виновато хромали «мокроступы» Макетсона. Зазвонил телефон, сначала я не хотел брать трубку. Вдруг – Лета? – «Ах, у нас сегодня внеочередная репетиция. Ах, прости!» Но то была Мария Ивановна:
– Заяц, хорошо, что ты на месте. Срочно скачи сюда! ТТ хочет с членами комиссии поговорить.
Пробегая рысцой по коридору, я заглянул к Торможенко:
– Толя! Проверь всех юбиляров по справочнику!
– Сейчас, – ответил он с презрением.
Когда через пять минут, одним махом одолев крутую лестницу на антресоли, я влетел в приемную, «черзвычайка» во главе с Шуваевым была уже там. В уголочке тихо пристроился Сазанович – недреманное око органов в СП СССР.
– Проходите, зайцы! – разрешила Мария Ивановна.
«Вы, товарищ, не принципиальны!
К коллективу будьте ближе впредь!»
…Вот бы мне, не выходя из спальни,
От любви и водки умереть!
А.
Теодор Тимофеевич Сухонин внешностью напоминал передового присяжного поверенного из советского кинофильма: пухлые щеки, бородка клинышком и падающие на лоб волосы, которые он откидывал назад вдохновенным жестом. Не хватало лишь пенсне, но его заменяли импортные массивные очки. Глаза за толстыми дымчатыми стеклами казались такими маленькими и далекими, что определить их выражение было невозможно. ТТ носил костюм-«тройку» с жилетным кармашком, откуда, как серебряное яйцо из гнезда, выглядывали старинные часы на толстой цепочке, уютно лежавшей на его значительном животе.
– Ну-с, проходите, проходите, высокий ареопаг! – Он встретил нас на пороге. – Славно, славно: и ветераны, и молодежь! Связь поколений. Рассаживайтесь! Ну-тес, Василий Захарович, сознавайся, сколько волков взял за сезон?
– Нельзя теперь волка бить. Охраняются государством. А жаль! – значительно ответил Застрехин.
– Так-с, Владимир Иванович, какие настроения у комиссии?
– Настроения такие: разобраться и решить по справедливости.
– Оч-чень правильные настроения! – воскликнул Сухонин со своим особым придыханием, словно ответственность теснила ему грудь. – Это крайне важно! – Он откинул волосы со лба. – В трудную ситуацию попал не просто человек, гражданин, наш соотечественник, а писатель, и не просто писатель, а большой русский писатель! Покритиковать – надо, пожурить надо, но и помочь нужно! Вы когда с ним встречаетесь?
– Сегодня.
– От меня привет передавайте!
– Обязательно, – кивнул Шуваев.
– А если бы в беду попал нерусский писатель, помогать, значит, не надо? – вкрадчиво спросил Флагелянский.
– Помогать надо всем! – с придыханием подтвердил ТТ.
– Я так и думал, – ухмыльнулся критик.
«Ареопаг» с пониманием переглянулся. Все знали: Сухонин брошен на Московскую организацию, чтобы привести ее национальный состав в соответствие со здравым смыслом.
– Не отходя от принципов ни на йоту, не держа камень за пазухой, мы должны биться за талант, принадлежащий народу, – продолжил ТТ страстно, – Да, Ковригин страдает определенной ностальгией по избяной и колокольной Руси, но вспомните Рубцова: «Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей…»
– Да ему вроде как и короны жаль! – вставил Борозда.
– Что ж, возможно, и так. Писатель – сложный организм. Вот вы, Иван Никитич, наверное, в сорок третьем не возражали, когда в армии погоны вернули?
– Чего ж возражать? С погонами авантажнее!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу