Юрий Поляков - Веселая жизнь, или Секс в СССР

– Сижу, никого не трогаю, прикидываю, с какой руки бить, а тут Летка из кабинета с этим упырем выходит. Он меня как увидел, аж затрясся: «Ах, Игорь Александрович, как вам у нас работается? Ах, мы в «Королеве» хотим оживить драку на кладбище. Знаю, вы великолепно фехтуете! Не откажите, голубчик!» Слушайте, люди, какая сколопендра его укусила?

– Говорят, к нему вчера какой-то мужик в штатском заезжал, – сообщила Вика. – А когда уехал, Здоба пузырек валокордина выхлебал.

– Не важно! – воскликнула Лета. – Главное: мы спасены! За справедливость!

– Виват, виват, виват!

Бутылка «Фетяски» опустела, а на столе не осталось ничего, кроме крошек, корок и скомканных фантиков. Каскадер, поколебавшись, взял консервную банку за отогнутую крышку и шумно выпил масло, оставшееся от печени, закусив черной коркой, затем он вытянул из букета клиновый лист, отломал черенок и стал ковырять им в зубах.

– Еще выпить есть? – спросила Вика.

– Нет.

– Не хочу показаться Карлсоном, который живет на крыше, но нам вроде бы пора… – задумчиво произнес Калашников.

– Проводишь? – просительно шепнула мне Лета.

Под заинтересованными взглядами телефонной очереди мы спустились в холл. Каскадер, почуяв публику, присел на корточки и часть пути проделал гусиным шагом. Гаврилову, шедшую со мной под руку, узнали, удивились и зашушукались. Ядвига Витольдовна подмигнула мне с уважением. Мы вышли в шуршащую осеннюю темноту. Лета приостановилась, давая подруге с каскадером уйти вперед.

– Жор, прости! – зашептала она. – Ты мне правда сначала понравился, но в Игоря я втрескалась как дура. Со мной никогда еще такого не было. Даже в ушах звенит. Не злись! Ты хороший и наплевать, что женат… Но теперь уже ничего не получится. Понимаешь?

– Понимаю.

– Хочешь, Неверова у тебя сегодня останется?

– Она вроде замуж собиралась?

– Проехали. С Додиком они расплевались. Окончательно.

– А что так?

– Задолбал своей ревностью, хоть паранджу надевай. Она вчера психанула – и теперь совсем одна. Понял? Попробуй! Ей все равно сегодня ехать некуда.

– Я же ее почти не знаю.

– Узнаешь.

– Глупость какая-то! – возмутился я, чувствуя постыдный трепет животного низа.

– Прекрати! Скажу, ты хочешь с ней погулять и показать Переделкино. Все будет нормально!

– Как твоя бабушка?

– Оклемалась. Завтра забираем домой.

– Машина не нужна?

– Нет, спасибо. Игорь уже договорился. Ну, сказать Неверовой?

– Даже не знаю…

Мы вышли на шоссе – и тут Вика взвизгнула:

– Ой, пописать забыла!

– Можно вернуться… – растерялся я.

– Жора потом тебя проводит, – добавила Лета.

– Что за проблема? – засмеялся каскадер. – Мы на природе! Я бы тоже отлил. Мальчики налево, девочки направо!

– Ой, не дотерплю! – захныкала Неверова.

Она присела так, что полы ее салопа легли на землю, и актриса стала похожа на тряпичную куклу, какой накрывают заварочный чайник. Все, даже Калашников, деликатно отвернулись. Озорница сделала свое дело, встала, поправилась, и мы как ни в чем не бывало пошли вниз, к Самаринским прудам. Я незаметно оглянулся: на темном асфальте дымилась лужица, посеребренная луной. Игорь на ходу «голосовал», но редкие в это время машины даже не притормаживали.

– Давай, Жора, давай! – шептала мне Лета. – Скажи, что покажешь ей дачу Пастернака. Она ждет.

– Не хочу! – огрызнулся я.

– Ты долго еще пробудешь в Переделкино?

– Побуду.

– Не грусти. Все будет хорошо…

Показались фары. Каскадер широкими шагами вышел на середину дороги, пал на колени и стал размахивать красным шарфом, как терпящий бедствие. Водитель «копейки» сначала пытался его объехать, но Игорь ловко преграждал ему путь. Мужик остановил машину и высочил с монтировкой, но буквально через минуту уже братался с Калашниковым.

– Карета подана. Дамы, прошу! – Актер картинно распахнул дверцы.

– Жор, поедем с нами! – вдруг попросила Вика.

– Нет, у меня был трудный день.

– Отдыхай! – обидно засмеялся каскадер, и они умчались.

Проводив гостей, я долго и бесцельно бродил по Переделкино. Сквозь прорехи в фиолетовых тучах посверкивали крупинки звезд. В воздухе пахло мокрой прелью и дальней гарью. Деревья, теряя листья, дрожали на ветру, как обиженные. Зазаборные собаки, лениво перебрехиваясь, информировали друг друга, что я для них не представляю никакой опасности. Сквозь редкие планки палисадов светились астры и гортензии. Кое-где почерневшие золотые шары безутешными снопами навалились на ограды. В канаве ворочались усталые осенние лягушки. Иногда из туч, мигая сигнальными огнями, вываливался самолет, похожий на подводную лодку с крыльями, и, утробно ревя, тонул за внуковским лесом.