Юрий Поляков - Веселая жизнь, или Секс в СССР

– Да, разумеется, Теодор Тимофеевич, вы правы, как всегда… – насупился секретарь парткома.

– А вы знаете, товарищи, что Козловский предложил мне «Крамольные рассказы» за пятнадцать рублей! В ледерине, – ехидно доложил Борозда.

– Мне – за десять, – вставил Дусин, детский писатель, автор многотомной эпопеи о похождениях хорька Зюзи.

– Этим уже занимаются, – из уголочка успокоил Сазанович.

– Может быть, и так называемыми рассказами пусть занимаются те, кому положено? – вскочила Метелина.

– Мы обсуждаем рассказы, потому что Ковригин – член нашей организации, коммунист с тридцатилетним стажем, – сурово разъяснил секретарь парткома.

– Так называемый коммунист! – зловредным тенорком подбавил Флагелянский.

– А вот это дудки! Пока мы не исключили Ковригина, он коммунист. И не надо, Леонард Семенович, бежать впереди паровоза, можно и под колеса попасть! – огрызнулся Шуваев. – Всем ясно?

– Не отвлекайтесь на мелочи, голубчик Владимир Иванович, нам и без того предстоит принять непростое решение.

– Это не мелочи, Теодор Тимофеевич! Наказать – накажем, но глумиться над большим русским писателем не позволю, пока я секретарь парткома.

Все переглянулись, поняв, что слухи о скором уходе Шуваева с поста не так уж далеки от жизни.

– Владимир Иванович, городской комитет партии принял к сведению ваше особое мнение, – ласково произнес, оторвавшись от служебного журнала, Лялин. – Но для протокола, пожалуйста, повторите вкратце обстоятельства дела.

– А кто ведет протокол? – уточнил ТТ.

– Я… – ответила Арина, светясь женским счастьем.

– Повнимательнее, голубушка, тут важна каждая мелочь!

– Конечно, Теодор Тимофеевич!

– Так вот, для протокола… – морщась и глядя в окно, продолжил Шуваев. – Некоторое время назад в партком из компетентных органов поступила…

– А поточней нельзя ли? Из какого управления поступила? – спросил лысый старичок Ардаматов, автор романов о чекистских буднях, в прошлом заведующий столовой на Лубянке.

– Нельзя, – тихо объяснил из своего дальнего угла Сазанович. – Это оперативная информация.

– Понятно, – посерьезнел Ардаматов и выпрямился в кресле.

– Одним словом, к нам поступила известная вам рукопись. Как и при каких обстоятельствах она попала в органы, тоже, конечно, вызывает вопросы…

– Неужели и в правду забыл в вагоне? – воскликнул Дусин.

– За кем погоня? – Гриша Красный приложил ладонь к замшелому уху.

– В вагоне! – рявкнул ему прямо в слуховой аппарат танкист Борозда.

– Товарищи, не надо перебивать докладчика! – ласково попросил ТТ, оглаживая бороду. – Ну, попала рукопись в органы и попала. Дело обычное. Дальше! У нас мало времени. Результаты нашего заседания очень ждут.

– Подождут… – буркнул Зыбин.

Пока Владимир Иванович монотонно повторял для протокола то, что все уже давно знали, я исподтишка разглядывал членов парткома. Боже, какие же все они седые, лысые, морщинистые! Даже сравнительно молодая Капа Ашукина выглядела сегодня осунувшейся и постаревшей. Зыбин, готовясь к тяжелому заседанию, явно вчера перебрал, и его лицо набухло лиловой обидой на человечество. Зато морщинистая мордочка старушки Метелиной помолодела от хищного интереса к происходящему, ядовито-фиолетовые кудряшки на голове бодро встопорщились. Селянин Застрехин, в душегрейке и старых бурках, как всегда, стоял у форточки и курил, пуская дым на улицу. Борозда был в своем праздничном пиджаке со звездой Героя и толстой наградной колодкой. Он все время что-то объяснял в слуховой аппарат Грише Красному, тот кивал, кажется, ничего не понимая. Лялин-Папикян, склонившись к служебному журналу, строчил, видимо, новый рассказ, иногда мечтательно взглядывая на люстру и снова углубляясь в работу. Лохматый литературовед Выхухолев сидел, надув губы. Недавно смельчак в «Вопросах литературы» высказал неожиданную гипотезу: классовость, а следовательно, и партийность есть не изначально присущие, а лишь позже приобретенные свойства искусства. За это в «Правде» его жестоко высекли длинной и гибкой цитатой из «Философских тетрадей» Ленина, и он теперь ходил обиженный.

Все члены парткома терпеливо ждали, когда же закончится затянувшееся вводное слово, чтобы приступить к казни.

– Таким образом, товарищи, нам с вами предстоит дать оценку поступку члена партии Ковригина, – наконец подытожил Шуваев. – Комиссия парткома под руководством молодого коммуниста Полуякова, – он кивнул в мою сторону, – встречалась с ним, беседовала. Впрочем, пусть они расскажут об этом сами…