Юрий Поляков - Веселая жизнь, или Секс в СССР

– Пальто на нем твое?

– Мое.

– А шапка?

– Не моя…

– Иди! Потом разберешься.

– Ну, я пошел…

Дальше все случилось, как в шпионском фильме. На пустой платформе сближались два человека: импозантный мужчина и бомжеватый субъект. Они сошлись на середине, обменялись рукопожатиями, затем шапками, потом шарфами и наконец пальто. На глазах изумленной дежурной бродяга превратился в солидного, номенклатурного гражданина, а импозантный Влад – в полубомжа. Преобразившись, они еще раз пожали друг другу руки, и Клинский державным шагом двинулся вверх, а Золотуев вернулся ко мне:

– Какой человек! Даже не упрекнул! – Его лицо светилось счастьем.

– Владик, – сквозь хохот спросил я, – как же ты шапку свою не узнал?

– А чем тебе не нравится моя шапка? – Он снял с головы замызганного кролика и любовно погладил. – Нормальная шапка, не хуже, чем у него…

– Кролики идут – бобры стоят… – заржал я, сползая вниз по колонне.

– Какие бобры? – обиделся поэт.

– С армянского радио…

– Молодые люди, может, вам наряд вызвать? – сурово поинтересовалась дежурная.

– Не надо. Уходим.

Был при Советской власти такой популярный анекдот: у армянского радио спрашивают, что это такое: кролики идут, а бобры стоят? Ответ внезапен: демонстрация трудящихся. Посланцы общественности, шагавшие по Красной площади 7-го Ноября с флагами и транспарантами, были по преимуществу в кроличьих ушанках. А члены Политбюро, стоявшие на Мавзолее, – в ондатровых или бобровых шапках. Только Суслов, как всегда, в своем сером каракулевом «пирожке». Теперь этот анекдот надо долго объяснять, но тогда, в начале 80-х, все смеялись как ненормальные, наливаясь праведным гневом. Простого человека в те годы куда больше бесила дефицитная шапка на голове начальника, нежели сегодня – реальная классовая несправедливость. Ныне, когда сталелитейный гигант, детище двух пятилеток, почти даром достался вору в законе с невыговариваемой грузинской фамилией, анекдотов об этом никто не рассказывает и не пузырится от негодования. Куда идем? А главное – зачем?

Золотуев умер в 2006 году, едва отметив 60-летие. Лет за десять до смерти он плюнул на Москву, вернулся на родину, даже некоторое время возглавлял тамошнюю писательскую организацию. Будучи проездом в тех местах, я сходил на могилу со свежим крестом и венками, еще не выцветшими. Общие знакомые рассказали: после двух инсультов и пяти женитьб Влад почти не пил, разве – бокал-другой красного сухого для гемоглобина. Но это не помогло.

Приехав в Переделкино, мы с Гариком выволокли бесчувственного Влада из машины, с помощью Ефросиньи Михайловны затащили в номер (слава богу, он жил на первом этаже) и опрокинули на кровать, не раздевая, только разули: сквозь несвежий носок прорвался ноготь, похожий на полевой шпат. Гарик умчался на Сивцев Вражек к своей заждавшейся Маргарите, поклявшись «солнцем матери», что ранним утром сделает обязательную развозку газеты и вовремя заберет меня из Переделкино.

– Четыре дня не появлялся, непутевый, думали, на пятнадцать суток упекли… – ворчала «доярка», укрывая одеялом мерно дышащее тело Золотуева.

Напоив меня на ночь козьим молоком, она ушла спать на свой диванчик за шкафом, а я поднялся в номер, разделся, лег и ощутил себя атомной лодкой, которая после полугодового похода пристала наконец к родному пирсу. Но сон не шел. Бессмысленно полежав, я открыл Пруста, заложенного фантиком от «Красной Шапочки». Первый том романа «В поисках утраченного времени» обычно помогал мне заснуть. Пара страниц про зануду Свана с его бесконечными копаниями в шелухе дней – и ты дрыхнешь без задних ног. Я нашел место, где остановился в прошлый раз: «В самом деле, он обладал преимуществом даже перед людьми тонкими, но не бывавшими в высшем свете, – преимуществом человека, который там принят и потому не приукрашивает света и не чурается его – он просто не придает ему никакого значения. Любезность такого человека свободна от всякого проявления снобизма и не боящаяся показаться чересчур любезной, достигшая полной независимости, отличается изяществом и свободой движений, свойственными людям, чье гибкое тело послушно исполняет их волю без неуместной и неловкой помощи ненужных для этой цели своих частей…»