Юрий Поляков - Веселая жизнь, или Секс в СССР

Это был Пчелкин.

– Что-то не хочется, Александр Изотович…

– Вижу. Знаю. Видел. Но с похмелья – свежий воздух лучшее лекарство.

– Мне надо срочно позвонить.

– Вот и пойдем. Я кота кормлю на даче Агранского. Попросил приглядеть, пока он в Кисловодске нарзан пьет. А кот жрет исключительно сырое мясо. Там есть городской телефон. Ну, идешь со мной?

– Иду! Только оденусь…

– Правильно. Холодает.

Одевшись, я тяжело спустился вниз, но Пчелкина там не обнаружил. «Генеральша», сменившая на посту «доярку» Ефросинью Михайловну, погрозила мне пальцем.

– Проспался, гусар?

– Ага…

– Ну зачем же столько пить, Юргенс? Вы такой интересный парень.

– Я больше не буду, Ядвига Витольдовна.

– Уж лучше бы девушек водили! Полезнее.

– Обязательно! А где Изотыч?

– Нюся ему давление меряет. Посидите пока там и не дышите на меня. Вас видеть страшно!

На самом деле она была всего лишь «майоршей», так как ее мужа, фронтовика-гвардейца, именно в этом звании выгнали в запас по вздорному хрущевскому сокращению армии, иначе он, как уверяла Ядвига Витольдовна, непременно дослужился бы до командира дивизии и стал генералом. Со своей будущей женой, почти не знавшей по-русски, лейтенант Рокотов познакомился, когда его взвод стоял на хуторе близ литовского города Алитуса. Там Ядвига жила у своего дяди, угрюмого пасечника. Ее отца еще до войны убили за сочувствие коммунистам, а мать-полька умерла давным-давно – родами. К Алитусу особые части Красной Армии были стянуты не случайно: пришло время покончить с «лесными братьями», засевшими в Кальнишском лесу и лютовавшими по всей Симнасской волости. Повстанцы никак не могли взять в толк, что Красная империя, по дурной слабости давшая литовцам независимость, теперь, в 1945-м, вернув былое могущество и победив вечный Рейх, последовательно и сурово возвращала в державное стойло беззаконно разбежавшиеся окраины.

Там же, в Кальнишском лесу прятался, скрываясь от мобилизации, и жених юной Ядвиги – Йонас, сын зажиточного соседа-хуторянина. Дело шло к свадьбе, оставалось только скопить приданое и прогнать «советских захватчиков». Но едва девушка увидела бравого лейтенанта Рокотова с орденом Красной Звезды и двумя медалями «За отвагу», гордое сердце хуторянки сдалось в плен почти без боя. «А˘s tave myliu!» Это по-литовски означает: «Я тебя люблю!» Так сразу и не поймешь, но ведь написал же поэт: «Ты – моя» сказать лишь могут руки, что срывали черную чадру». В нашем случае, думаю, речь идет о расшитой девичьей рубахе-маршкинайке. И не среди душных хорасанских роз случилось нежное срывание, а скорее всего, на дядином сеновале.

В жестоком бою мало кто из «лесных братьев» уцелел, прорвавшись сквозь окружение. Погиб и Йонас. Накануне ликвидации верные люди донесли ему с хутора, что невеста спуталась с русским, и парень искал смерти, оставшись прикрывать отход уцелевших мятежников. Рокотов тоже был ранен во время облавы, и его увезли в госпиталь. Ядвига осталась без защиты, суровый дядя выгнал ее из дому, не стерпев позора, а земляки, презирая за шашни с русским, плевали вслед и шипели местные ругательства. Брошенка поплакала-поплакала и пешком побрела в Алитус к своему соблазнителю. Раненый лейтенант был еще слаб, на ногах не стоял, но сил предложить руку и сердце прекрасной литовке ему хватило. Свадьбу сыграли в госпитале, весело – со спиртом и патефоном. Потом мотались по гарнизонам, с запада на восток и с севера на юг. Постепенно Ядвига выучила русский язык почти как родной, остался только мягкий акцент, придающий балтийским женщинам влекущую загадочность.

Незадолго до внезапной отставки, вознаграждая за скитания по дальним «точкам», майора Рокотова перевели чуть ли не в столицу, в Голицыно, начальником штаба полка с перспективой стать командиром части. Осели в Одинцово, получив квартиру в «хрущевке». Сын поступил в московский техникум. Дочь заканчивала десятилетку. И вдруг – сокращение… Майор, лишившись погонов, поначалу, как водится, запил, но потом под суровым взглядом жены одумался и пошел в обычную школу преподавателем начальной военной подготовки. Деньги, конечно, не те, что прежде, но если приплюсовать пенсию, жить можно. К тому же сама Ядвига, прежде не работавшая, как большинство офицерских жен, устроилась в Дом творчества дежурной по корпусу. К зрелой, но моложавой блондинке с таинственным акцентом озабоченные писатели подкатывали постоянно, но получали холодный отпор: она замужем за офицером чудовищно ревнивым и к тому же награжденным значком «Ворошиловский стрелок». Обычно этого хватало.