Валерий Зеленогорский - Любовь на троих

Она не страдала мракобесием, снов не толковала, не знала, что значит во сне кровь или говно, но этот сон, в котором было и то и это, ее очень беспокоил.

Лизе нравилось, как она отдыхает, она не пропустила ни одной экскурсии, обследовала все левады на острове, совсем не скучала, ее одиночество было прекрасным, как в песне Дольского про мудака-эгоцентрика, который убеждает себя, в том, что ему одному прекраснее всех любвей:

Этот С.С. не выходил из ее головы, она даже после дурацкой ночи почему-то думала о нем.

У Лизы в смутные дни была скверная привычка примеривать на себя чужих мужчин, даже тех, кто женат; она стыдилась и ругала себя за эти глупости, но ничего поделать с собой не могла, иногда она видела в чужих парах явный диссонанс.

Она не понимала, как такой достойный, на ее взгляд, мужик живет с какой-нибудь дикой дурой, расплывшейся, как баба на чайнике, а он ее терпит и даже говорит ей, что любит.

В школе она видела родителей учеников, там тоже были дикие пары, приличные и вполне независимые женщины жили с такими ублюдками, с которыми она на одном километре даже бы не загорала. Тайна и мотивы, по которым люди объединяются в пары, ее занимали, ее собственный опыт мало что давал для полноценного заключения, она была молодой дурой, когда ее бывший муж приплыл к ее берегу, потом он отплыл, и она так и не поняла, что это было. Она редко видела гармонию в чужих отношениях, она знала таких людей, но число их было ничтожно мало.

В основном это были связи, державшиеся на общей нужде, на нехватке квадратных метров, на боязни, чтобы не жалели за глаза и не обзывали одиночками.

Она пила кофе на террасе в отеле, она никогда дома так не завтракала, да и когда было барыней рассиживаться, бежать надо было, всегда бежать, задрав хвост.

Графов и принцев в ее отеле не было, но она видела этих английских старперов, для которых такая размеренная жизнь норма, а не редкое приключение раз в три года, да и то если ты успел в стране победившего рынка ухватить кусок пожирнее или если повезло с дочерью, как ей.

Через день нужно было уезжать, и Лиза решила поехать на гору в мегамолл, прикупить подарков, наверху было дешевле, чем в центре, и она, закончив завтрак, пошла на автобус.

Катя проснулась в девять, вокруг было тихо, ночное приключение ее не испугало, совсем наоборот, все встало на свои места.

Ей даже стало спокойнее, ее спутник несколько ночей в путешествии пренебрегал ею, и она даже стала нервничать, — может, он считает ее с легким дефектом, а когда все случилось почти в ее бессознательном состоянии, все устаканилось.

Охотник должен выслеживать, дичь — бежать и падать после выстрела.

Катя была признательна С.С., она оценила его внимание, его заботу и ловкое ухаживание, он ей не читал морали, не учил жить, был просто внимательным, ей и этого казалось много. Полюбить его она не могла, у нее не было такого инструмента, она могла обожать, таять, тонуть в радостном сексе, но распахнуть себя до боли в сердце, прыгнуть с горы на острые скалы, закрыв глаза, погибнуть с гибельным восторгом в море безответного чувства — не могла или еще не пришло ее время.

Миллиарды живут без этого, это не нога или рука, с этим пороком душевной неразвитости жить можно, она это видела в своей семье, в чужих домах, у других мальчиков и девочек, ей даже казалось, что любовь выдумали писатели и поэты, чтобы усмирять свои неразделенные страсти.

Чем больше поэту не дают, тем лучше у него рифма, закон сохранения энергии, маньяк идет в лес, а поэт сходит с ума и рождает бессмертные строчки о том, что горит в его голове.

Нормальному человеку, у которого все органы работают, никакого искусства не надо, он сам произведение природы, в нем все совершенно, и никакой Чехов его не улучшит.

Так она считала, но вслух не говорила, дурой выглядеть не хотела, да и люди не любят таких слишком самоуверенных и, по их мнению, высокомерных.

Простота правит миром, а красоту теперь продают в каждом супермаркете и торговом центре.

Она собиралась сегодня прикупить себе пару-тройку вещичек и стала собираться с песней на устах, со своим хитом «На большом воздушном шаре, апельсинового цвета…».

С.С. этого не слышал, он завтракал внизу один, все дни, пока они были на острове, он делал это один, Катя дрыхла, и он даже был этим доволен.

Утро было всегда его временем, он долго заводил свои моторы, медленно включал свои системы, — как самолет, сначала приборы, потом двигатель, долго ехал по дорожкам, и только потом, на взлетной полосе, он включал форсаж, отбрасывал шасси и уходил на высоту нового дня.