Эх, Тамерлан! И детство его – лезвие. Костры, да эхо горное тугое.
Против него Сергей Романович – слабый огонек, бумажная душа. Мальчиком еще прозрачным лепетал – писать, что странно – не писать, что странно… что ему диктуются странные его строки, эх, тянутся как шелковая нить… бабочек и червячков не видел, а их никто не видел. Дескать, тянуть эту нить как пить нектар более странно и трепетно, чем даже самая-самая любовь. Или вот вино еще, это уже позже, не кровавое (цвет), отдающее кровью или розовое – нектар, нектар. Однако напивался скоро, смолоду уже, скоро-скоро и был смешон среди товарищей своих. Падал, строил смешные рожи, и скоро, скоро-скоро покидал товарищей своих при помощи товарищей своих. Синей птицей под руки, не бабочкой, птицей синей под руки, за руки, за ноги, куда? в светелку, и укладывался, укладывался прямо на пол белой птицей, уже белой птицей дожидаться возвращения безутешных родителей, безутешной мамы, потому что никак уж она не думала, никогда не думала, что из него вырастет такое, такое вот вырастет, никогда. Ткач. Хотя ни бабочек, ни червячков не видел он никогда. Пил смолоду много, чего уж там. И в зрелые годы не брезгует.
– Вот, кстати, о стариках. Шел к тебе, Тамерлан, стариков видел. Чуть-чуть. Что-то сегодня старики одни попадаются. Старики, да старухи. Обратил внимание? Зачем, не знаешь?
– Собираемся, мна. Хорошо, брат. Все на свои круги возвращается, Тамерлан знал.
– С другой стороны совсем их мало стало. И те мрут. Как куколки в муравейнике. Злятся и гибнут. В добрый путь… А раньше стариков много было. Бывало, выйдешь, яблоку упасть негде, целая ярмарка. Грибами о них пахло. А здесь что-то запаха не почувствовал, совсем никакого. Думаешь, простыл?
– Вьюга, слушай.
– Как-то скоро запеленали всех. Обратил внимание? И стариков и старух, всех запеленали. Кого во вьюгу, кого в саваны. А вот зачем в саваны пеленают?
– Вьюга, – вздыхает. – Однажды умрем. Однако не грустно.
– Думаешь, умрем все же?
– Не исключено.
– Разлюбили враз стариков-то. Раньше немножко, но как-то любили, а теперь – нет. Устали от любви, что ли? Не замечал?
– Зима холодная, мна. Южный человек сильно страдает. Страдаю, но терплю. И ты терпи, брат.
– Жаль их, стариков. Это еще хорошо, что я их не узнал, подумал, никакие это не старики, сугробы, да снеговики, а старики по печкам греются, песни с котами мурлычут. И те старухи – не старухи, и тот, в саване – не старик, и сын его не старик. Так, катается, а кто таков, неведомо. Скорее нет никого – вьюга да собаки в сугробах. День белый, боле ничего. В добрый путь… Ты-то сам никого не видел?
– Когда вьюга – лучше. Много лучше. Когда вьюга – люблю. Когда дома сижу. А что вьюга? Вьюга, вьюга, вьюга, ну, вьюга, вьюга, да, вьюга, что, вьюга? вьюга, вьюга, – не говорит, поет Тамерлан. Голос – ручей горный.
– А вот, Тамерлан, еще одна тревога, спешу поделиться с тобой.
– Говори, брат, без утайки.
– Подскажи, что делать, старухи Алешеньку спрашивали.
– Похмелье, брат.
– Грустно старухам без него, видишь как? По чуду тоскуют. Очень Алешеньку спрашивали. Погулять не выйдет? спрашивали. Это еще хорошо, что я не расслышал, а то бы в отчаяние впал…
– Не боись, брат. Ничего не бойся, никого не бойся. Тамерлан здесь, веришь? – голос у Тамерлана не голос – ручей горный.
– Да как бы порчу не навели.
– Порча – плохо, мна. А сам-то что? Алешенька-то что?
– Виду не подает. Исчез или спрятался.
– Умный.
– Умен и прожорлив Алешенька, дружочек мой.
– Хорошо, что исчез. Молодец. Я тоже исчез.
– Вернется?
– Так он и не уходил.
– Интриган Алешенька, боюсь, интриганом становится.
– А как иначе, брат? Оглянись, как? Время какое? Шайтан-время, мна. Ничего, ничего. Потерпи немного. Я терплю, и ты терпи, брат… Ну, давай, садись, давай, пей, кушай, давай… Э-э, что кушаем, мна!.. Ничего, потерпи. Солнце встанет – Тамерлан мясом накормит. Хорошим мясом накормит. Сыт будешь. Все сытыми будут. Скоро, скоро… Пока не могу, прости, брат, прячусь, вынырну – шакалы на запах сбегутся, мна… Ничего, ничего… Видишь, затаился?…
– Я тоже затаился.
– Молодец. Послушал Тамерлана? Молодец. Тамерлана слушай. Давай, выпьем.
Выпивают.
Немного помолчав, Сергей Романович продолжает, – Я им нынче дверь не открыл.
– Правильно сделал, мна.
– Я им больше никогда не открою.
– Кому?
– Кому? Да, вопрос… Сразу всех и не упомнишь… кого-то узнаю, кого-то нет… Каждый четверг являются. Стихи просят читать. В душу лезут… Много их, очень много. Я их не знаю, никого не узнаю… Я, видишь ли, агностик. Никого не узнаю. Кроме тебя… Я и себя не очень знаю. Совсем не знаю… Однако как только четверг – являются…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу