Александр Строганов - Стравинский

– А что теперь?

– Теперь с тобой можно говорить, поговорить?

– В каком смысле?

– Сейчас ты слышишь меня?

– Слышу. Очень хорошо слышу. Сейчас особенно хорошо слышу.

– Могу я задать тебе хотя бы еще один вопрос?

– Почему же нет?

– Хотя бы.

– Почему бы и нет?

– А ты не играешь? Бывает, играют. Знаешь, еще есть такие, бывает, играют. С виду как будто не играют, а они играют, хотя виду не подают. И такие встречаются. Ты хотя бы не играешь?

– Нет.

– И я могу спросить тебя о чем-то важном, краеугольном?

– Обязательно.

– Это действительно важно для меня, Иона. Пожалуйста.

– Спрашивай, невзирая ни на что.

– Иона…

– Слушаю тебя.

– Скажи, Иона…

– Слушаю тебя.

– Скажи, Иона, почему в чреве я смерти не боялся, а теперь боюсь? Почему?.. Старею?.. Потому, что старею?.. И надобно ли ее бояться, смерти?.. А, может быть, и хорошо, что стал бояться? Прежде, в чреве, например, не боялся, а теперь вот стал бояться.

– Так ее нет как будто, смерти-то.

– Ты так думаешь?

– Смерть, соглашусь с тобой, всегда рядом. Но ее нет. Видишь ли, ей, чертовке, не до нас. Я, любя, иногда ее чертовкой называю. Чертовкой, рыбкой. По настроению. У нее, чертовки, свои дела, заботы. К нам она тоже иногда заглядывает, но ненадолго. Согреться, отдохнуть. Посидит тихонько, улыбнется, она улыбчивая, обратил внимание? посидит и уходит. А ты думал, что она за нами охотится?.. Много чести. Мы о себе слишком высокого мнения. Подростки. Спим с открытыми ртами. А едва проснулись – тотчас желваки в дело пошли. Нехорошо это.

– Ты хочешь сказать, что мы не умираем?

– А какой смысл умирать? Жить, жить, а потом вдруг умереть. Так что ли? Таким ты представляешь себе земной путь?

– И мы никогда не умираем?

– Почему же? Умираем, конечно.

– Не пойму тебя.

– А что такое смерть? Кто-нибудь знает? А давай разберемся. Давай?

– Давай.

– Какая она, смерть, по-твоему?

– Не знаю.

– Видишь как?.. Смерть не кричит, не заявляет о себе. Люди вопят, скотина вопит, а смерть – никогда. Если захочет поиграть – накроет прохладным хитоном. Точно ветерок подул. Больше ничего. Приятный такой ветерок… Признаюсь, я часто молил Бога о смерти. Да и теперь, пожалуй. Пометь у себя в дневнике. Как, ты разве не ведешь дневник, при такой повседневности? Не рачительно. И не удивляйся. Я ведь, Филипп, прохудившаяся лодчонка. Брошен у берега. Рачками и водорослями поедаем. Моя миссия выполнена. Да и мир изменился до неузнаваемости.

– Какая-то ерунда получается, прости Иона. Я ведь с тобой серьезно разговариваю, а ты дурака валяешь, прости.

– Да я ведь глуп, Филипп. Ты сейчас в самую точку попал.

– Я-то с тобой серьезно разговариваю, а ты дурака валяешь, прости.

– Вот ты спрашивал, не болен ли я? Так и есть. Болезнь моя называется глупость. – Смеется. – Кроме того глуховат. И здесь ты угадал. Притом глохну уже давненько.

– Вижу, тебе хочется играть со мной.

– Не обижайся. Не думай так. Я игрив только что от твоего вина. И то – в себе, не напоказ. Просто ты меня хорошо знаешь, вот и заметил. Больше никто не заметил, будь уверен. Опьянел немного. Но ты сам виноват.

– Очень жаль. О многом хотел расспросить тебя, да вижу, ничего не получится.

– Спрашивай, спрашивай, Филипп. Я весь внимание. Постараюсь ответить на любой вопрос. Мне совсем не хочется тебя обидеть, Филипп, честное слово… Я вспомнил тебя. Ты – Филипп. И у тебя отличное вино. Букет, послевкусие. Крепкое вино, Филипп. О чем ты хотел спросить?

– Давай еще немного о звере поговорим. Хочется утешиться, а приятные воспоминания утешают.

– Так уж приятные?

– Для меня приятные. Давай поговорим о звере, прошу.

– Уж я говорил, не помню ничего. Да и не было меня там.

Филипп встает, направляется к стойке.

Иона возвращает его на место, – Хорошо, что ты хотел узнать о звере?

– Ничего.

– Помогу, чем могу.

– Давай, посидим еще немного, просто так посидим, да я пойду работать.

В голосе Ионы появляются металлические нотки, – Спрашивай. Что ты хотел узнать?

– Как-нибудь в следующий раз.

– Говори.

– Кроме шуток?

– Кроме.

– В этой истории мне не всё понятно до конца. Нас в чреве было только двое, так?

– Больше.

– Больше?

– Много больше.

– Сколько же, по-твоему, нас было?

– Целый народ. Вот ты говорил сегодня о народе. Одобряю и приветствую. Вот он, этот самый народ там был. Мы с тобой вместе с народом там были.

– Я никого не видел.

– Там были мы и весь остальной народ.