Елена Чижова - Город, написанный по памяти

Впрочем, и это бы еще не катастрофа: как говаривала бабушка Дуня, город не село, в городе и не такое возможно. Но тут, как на грех, включилась мамина довоенная память. Где, с одной стороны, осталась комната на 1-й Красноармейской, но с другой-то – бабушкина квартира на Забалканском со всеми фантомными признаками «царского времени»: потолки – четыре с половиной метра, естественно, с лепниной; большая, не чета купчинской, прихожая и все прочее, включая высокие – под потолок – окна. Да, чуть не забыла: хорошие паркетные полы. (В том смысле, что дубовые, а не эти, с бору по сосенке: глядя на купчинский пол, бабушка брезгливо складывала губы, будто готовилась на него плюнуть.)

Если осмотр назначался на дневное время, мама брала меня с собой. Той зимой мне открылась страшная ленинградская тайна: за фасадами дворцов полно трущоб. Бывало, что, забравшись на какой-нибудь шестой этаж по узкой черной лестнице, мы не заступали дальше прихожей. «Да-да, подумаем… позвоним… спасибо, спасибо…» – мама пятилась, стараясь не вдыхать тяжкие миазмы. Случалось и наоборот. Хозяева квартиры, отвечавшей маминым тайным запросам, оглядев нас с ног до головы и для верности задав пару осторожных намеков-вопросов, на глазах скучнели и спешили выпроводить как незваных гостей.

К чести мамы, она не сдавалась долго. Но ближе к лету стало окончательно ясно: все, что она себе намечтала, можно воплотить в жизнь лишь в виде двух комнат в коммуналке.

На этом этапе возникли новые важные вопросы: количество соседей, наличие/отсутствие ванной комнаты, близость к папиной работе и моей школе (больше никакого транспорта – десять, в крайнем случае, пятнадцать минут пешком), и все остальное, материализовавшееся уже на будущий год после зимних каникул, когда мы вернулись наконец из эвакуации (полгода не дотянувшей до своего военного прообраза), переехав на улицу Союза Связи, дом 13, квартира 11: нормальный ленинградский адрес; для меня, по существу, второй – купчинский проспект Славы не в счет.

Отсюда до нашего с бабушкой Никольского сада было совсем не далеко, не говоря уже об Александровском – с его осенним розарием и зимней деревянной горкой, – но бабушка, видно, так никогда и не оправившись, больше не выходила на улицу. На этом, последнем этапе моей дворовой жизни, я снова была предоставлена себе.

Самостоятельность меня не пугала, ведь между девочкой, уехавшей с Театральной, и той, что через полтора года переехала по новому адресу, лежал опыт купчинской жизни: во двор-колодец я вышла во всеоружии – выковы́ренные городские дети взрослеют быстро.

Составляющие этого арсенала таковы: во-первых, изрядный запас ненормативной лексики; во-вторых, полное понимание того, что, прежде чем заводить дружбу, надо понять, кто и кому здесь враги. Забегая вперед, скажу, что врагов в купчинском смысле слова на Союза Связи не водилось, возможно потому, что здесь не было отдельно стоящих корпусов. Еще одно важное отличие: в Купчине мы сбивались в мелкие стайки согласно возрасту, так что дружить или воевать приходилось более или менее со сверстниками. В новом дворе была одна большая стая.

В ее признанных главарях ходил большой мальчик-семиклассник, чья семья жила в подвальном этаже. О том, что альфа-самец – он, я понятия не имела. Просто озиралась в поисках себе подобных, краем глаза отмечая сизые в потеках стены, ржавые дождевые трубы и огромную кучу чего-то неизвестного, припорошенного снегом. Эта куча – никак не походившая ни на строительный мусор, ни на гору земли, оставшейся от котлована под очередной фундамент: в Купчине мы использовали их заместо горок, – так и притягивала взгляд.

Мальчики и девочки делали вид, будто меня не замечают. Я тоже стояла. Ждала, пока они сами подойдут. Стояние на Калке длилось и длилось, и каждая минута отгрызала еще один кусочек от моих шансов превратиться в «свою». Так я, во всяком случае, чувствовала. А еще понимала: надо что-то делать. Вот я и сделала. Ловко, по-обезьяньи, взобралась на неопознанную кучу и победно с нее съехала, попутно сообразив, что леденелые ветки, царапающие даже сквозь рейтузы, – никакой не мусор, а смерзшиеся веники, которыми, насаживая их на палки, здешние дворники метут дворы. Прежде чем ко мне все-таки подошли, пришлось взобраться и скатиться еще пару раз, окончательно загубив не только рейтузы, но и пальто. Но зато создав себе правильную репутацию, которой хватило надолго.