– Хорошо, – улыбается Пьер, – тогда в субботу вечером у нас спецоперация.
– Спасибо вам, – смущенно заливаясь краской, шепчет Капюсин, – и, Леа, платье на вечеринку возьмешь у меня.
– Все не настолько плохо, – пытаюсь отшутиться я.
– Все хуже некуда. Ты не в ладах с вещами. Я не пущу тебя на вражескую территорию без правильного снаряжения.
– Ты только что сказала, что я увижу Леа не в дурацких подростковых джинсах и серой толстовке? Я, кажется, слышал слово «платье»? Квен, суббота обещает быть интересной! – восклицает Пьер.
Квен качает головой.
– Ты – озабоченный подросток.
– Когда рядом с тобой такое, – уставившись на вырез майки Капюсин, заявляет Пьер, – сексуально-озабоченным станет кто угодно.
Они хохочут.
– Мы никогда не перестанем пошлить, да?
– Секс и деньги – это то, что правит миром, – серьезно отвечает Квен.
На этот раз глаза закатывает Пьер:
– Поехали домой, а то чувствую, кто-то пытается пофилософствовать на тему пошлости.
– Пофилософствовать можно на любую тему, мой дорогой кузен.
– Как тебе тема: «Квен, заткнись»?
– А как тебе: «Да пошел ты»?
– А как вам тема: «Я обожаю вас всех!» – веселые нотки в голосе Капюсин заставляют парней улыбнуться.
– Нет, категорически не подходит. Необходимо внести кое-какие коррективы. Например, убрать последние два слова и заменить их на «тебя, Пьер!».
Квен поднимает руки в знак капитуляции.
– Я ни на что не претендую.
– Дамы, может, подвезти вас домой? – предлагает месье ле президент.
– Моя мама уже тут, сегодня наша пятница, – Капю показывает пальцем на красное «пежо», – но ты можешь заехать за нами завтра и забрать нас на вечеринку.
– Пришли мне свой адрес и время, – кивает Пьер, – до завтра!
– До завтра! – прощается она, целуя нас в щеки.
– А что насчет тебя, Леа? Подвезти?
– Думаю, нам не по пути.
– Без проблем, мы любим кататься, – вставляет Квен.
– Да дело не только в этом. Я еще в библиотеку хотела забежать, так что спасибо вам, парни, но увидимся завтра.
Никто из них не настаивает. Пьеру приходит эсэмэска, и он погружается в свой телефон. Квантан немного неуверенно смотрит мне вслед, будто обдумывая, стоит ли настаивать, а я быстрыми шагами удаляюсь прочь. Я могу назвать любой адрес, и ребята отвезут меня туда, но мне не хочется им врать. И говорить, что я живу в хостеле, тоже. К тому же я правда каждый день хожу после уроков в библиотеку заниматься. Сижу там до самого закрытия и только потом еду в хостел. За стойкой регистрации сидит теперь индус лет сорока, который чаще всего даже не здоровается. Я пару раз писала Тюгу и спрашивала, как у него дела, но дальше трех сообщений диалог у нас не идет. Обычно он отвечает, подробно описывая перемены своей жизни. Я охаю, ахаю и поздравляю его. На этом все. Но я по нему скучаю, Мика, мне бы хотелось приходить и видеть его за стойкой. Но се ля ви, каждый ищет свой путь к счастью.
* * *
В пять часов я звоню в домофон мадмуазель Мишель. Дверь подъезда с характерным звуком отворяется. Не вызывая лифт, я поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Капюсин стоит на пороге в розовых домашних шортах и такого же цвета топе.
– Пьер бы убил ради такого зрелища, – шучу я, кивая головой в сторону подруги. Она смеется и закрывает за мной дверь. Хотя на улице ярко светит солнце, в квартире Капюсин царит мрак и кое-где горит свет.
– Хочешь есть? Пить? – интересуется она.
– Нет, спасибо.
– Тогда перейдем сразу к делу. – Капю открывает окно на кухне и, сильно высунувшись в него, смотрит вверх. – Не могу понять, какая там сегодня погода.
Перед ее домом возвышается здание, все окна в котором плотно завешены шторами. Его тень падает на дом Капюсин.
– Жить на втором этаже – сущее наказание.
– Сегодня на удивление солнечно и тепло, но вечером, как всегда, похолодает.
– Да, но раз солнечно, можно и впрямь надеть платья, а когда похолодает, накинем что-нибудь. Смотри, у нас разные размеры, поэтому я вытащила кое-какие мамины вещи. Она, правда, ниже тебя, но это ничего.
И она направляется в сторону своей спальни. Там на кровати, на столе, на стуле и даже на комоде разложена одежда.
– Ничего себе, сколько у тебя вещей, – восклицаю я.
Капюсин довольно улыбается.
– Моя мама – портниха, большинство платьев она сшила сама.
– Ничего себе! – произношу я, не скрывая удивления.
– Ей нравится шить, особенно на меня. Я же не какая-нибудь клиентка, которая будет недовольно вопить, что это платье подчеркнуло все ее изъяны…
Читать дальше