Кира Витальева - Когда же я начну быть скромной?..

Помню по дороге куда-то мы зашли в обувной магазин. Ирина купила себе какие-то туфли и решила сразу идти в них. Естественно, через полчаса туфли натёрли ей ноги. Ирина остановилась и, глядя вниз, твёрдо произнесла:

— Так, сегодня я разрешаю вам проявлять своё недовольство. Но всё уже случилось, и вы теперь мои. Так что смиритесь и давайте жить дружно.

— Ты с кем разговариваешь? — остановился я.

— С новой обувью.

Я опасливо покосился на жену: признаки ненормальности она до этого не демонстрировала. Назавтра мы отправились гулять все втроём, прогулка планировалась длительная. Поэтому я высказал некоторое сомнение в целесообразности использования новых туфель. Но Ирина меня не послушалась. Каково же было моё удивление, когда без всяких пластырей, хромоты и волдырей Ирина вернулась домой! С абсолютно невредимыми ногами!

Она так филигранно подстраивала свою жизнь под текущие обстоятельства, что создавалось твёрдое убеждение, что это обстоятельства подстраиваются под потребности Ирины.

Так же и с Димой. Когда она уходила гулять с коляской часа на три-четыре, он никогда не устраивал ей концертов. Либо мирно спал, либо просто лежал и созерцал окружающий мир. Плакал он исключительно дома и ночью, когда вокруг были все взрослые, и было кому пожалеть кроме матери. Позже Ирина придумала семейную прогулочную забаву: пройти всю какую-нибудь конкретную городскую улицу от начала до конца. Димка любил такие путешествия и никогда не капризничал, даже если уставал.

Проблема мокрых ползунков воспринималась Ириной как временное недоразумение. Когда Димке было два года, мы летом поехали в детский лагерь работать на тех же должностях, что и три года назад. Разместившись в предоставленной нам комнате, Ирина посадила Дмитрия перед собой и сказала с такой интонацией, как будто ему было, по крайней мере, десять лет:

— Сын, давай договоримся. Здесь нет возможности стирать и сушить твои штаны. Пожалуйста, просись на горшок. — С этой минуты ни одного конфуза больше не было! А вы говорите — туфли!

Она не просто хотела что-то, она была уверена в этом… Даже не так. Она просто знала, что так будет. Например, она с тринадцати лет знала, что у неё будет сын Дима.

* * *

У них в доме не было стульев. Последний сломался в день нашей свадьбы, когда Иринкина тётя залезла на него, чтобы достать что-то откуда-то сверху.

Было два дивана, два кресла и четыре белые табуретки. На одном диване спали мы, на втором тёща. Тесть спал на кровати. Кресла стояли в проходной комнате, единой в своей многоликости: буфетная, гостиная, гардеробная, спальня… А табуретки стояли на кухне.

Тесть был беззаботным и безответственным мужиком, но весёлым и компанейским. У него была ужасная традиция, доводившая всех просто до истерики. Он дожидался летом самого жаркого дня (как он его угадывал — никто не мог постичь!) и красил всё, что было не прибито. Например, кухонные табуретки.

Ежегодно в яркий солнечный день эти четыре страдалицы сияли ослепительной белизной на таком же ослепительном балконе. В этот день надо было срочно эвакуироваться, потому что дышать сохшей краской в жару удовольствие то ещё!

Уже потом, когда тесть скончается от рака, семнадцатилетний Дима скажет матери:

— Табуретки теперь каждое лето мыть будем…

* * *

С Ириной мы встретились в пионерском лагере. Она работала там старшей вожатой, а я радистом.

Сначала мы встречались по роду службы. Потом, разговорившись, нашли массу общих знакомых. А затем, как-то незаметно для себя, я стал думать о ней в неожиданном направлении. Что при этом думала Ирина, я не знал и, скорее всего, никто не знал и не узнает.

В конце концов, я предложил ей выйти за меня замуж.

И она не отказалась.

— Как мы назовём ребёнка?

— Дмитрий.

— Ты так уверена, что это будет мальчик?

— Я это знаю.

— Интересно, откуда?

Ирина промолчала.

* * *

Димка родился болезненным. Первые полтора месяца своей новорождённой жизни он вместе с матерью провёл в больнице. Да и после выписки, планово посещая каждого специалиста, мы выслушивали страшные диагнозы.

— Что мы будем делать со всем этим? — растеряно спрашивал я.

— Жить дальше! — твёрдо отвечала Ирина

И мы жили.

И Димка выправлялся, превращаясь в замечательного здоровенького и весёлого карапуза.

* * *

Ирина меня не переделывала. Просто говорила: «мне это не удобно».

— Где мы будем жить? — спросил я её, когда мы подали заявление.