Евгений Мороков - Мыс Плака

— Днём надо пить прохладное белое вино, — сказала она улыбаясь.

— Только если немного.

— Не будь стариком! Что может быть прекрасней сегодняшнего утра?!

— Обед.

— Дурак ты!

Нам помыли фрукты, и мы спустились к морю. Усевшись на буне под одним из бетонных столбов, я открыл вино, а она прыгнула в воду. Всегда умилялся тому, как девушки прыгают в воду: так неумело и совсем по-детски, с раскинутыми в стороны руками и поджатыми ногами. Я сделал глоток вина и передал ей его в воду.

— Давай купаться! — кричала она, делая глоток.

— Нет, мне скоро работать.

— Я поработаю вместо тебя. — Лиза передала мне бутылку, поплыла к лестнице, поднявшись наверх, она сделала несколько попыток скинуть меня, затем взяла виноград и начала им хрустеть и смеяться.

Дул лёгкий ветер, заставляя волны хлопать в ладоши, Солнце общалось с людьми, оставляя им записке на теле, только люди не хотели общаться, не хотели любить солнце и восхвалять его, наоборот, они просто использовали его, как готовый обед, томившийся долгие дни в морозилке. Люди мазались кремом для загара, выдавливая посильнее тюбик за тюбиком, а затем заставляли пылающую планету отдавать жизнь ради них. Всё ради них, вселенная ради них, только никому об этом не сообщили. Каждый хочет писать «Я» с заглавной буквы, а «люди» — со строчной.

Арчи ушёл в номер, оставляя мне два столика, которые допивали кофе и сок. Закинув полбутылки вина в холодильник, сделал Лизе кофе, а сам выпил газировки, мы решили переключить музыку.

Катя с Натахой курили на улице, когда мы подошли к ним, то они постарались приободрить себя, правда, у них это неважно получалось.

— Натах, всё! Правда, это всё чушь. Не знаю, зачем я согласилась! — Катюха сделала тягу, затем посмотрела на нас. — Ну как там в зале?

— Та спокойно, — ответил я.

— Вот так всегда, — словно сама себе говорила она. — Согласилась на эту работу. А зачем? Заработать? Да у меня за три месяца было три выходных. Я семью не вижу. Заработала сто пятьдесят тысяч! Что это за деньги? На них и полгода не проживёшь. Лучше бы работала себе в городе, возвращалась домой и жила как все. — На её глазах уже появлялись слёзы, она выплёвывала всю горечь потерянного времени.

— Больше не приедем. Я тоже никуда не поеду. Пошло всё в задницу. — В голосе Наташи было лёгкое разочарование, но не более. Она не принимала ничего близко к сердцу, кроме кухни, где имела абсолютную власть.

— Тебе легко говорить, ты захочешь — завтра на работу вернёшься к себе в Симферополе. А у меня? Опять поиски работы, куча домашних дел. Господи, — она тяжело выдохнула, — ну вот за что мне это?

Катя докурила и пошла в менеджерскую. Она боялась ушедшего времени, боялась мысли о нём, однако не отпускала эту мысль ни на секунду. Дома у неё был муж и двое детей. Ей пообещали прибыльное местечко, а в итоге она отработала почти весь сезон за копейки. Сто пятьдесят тысяч — три месяца полного рабства. С утра и до закрытия, с утра и до закрытия, как тут могут понравиться коктейли и бесплатная еда, если дома ждёт семья?

В пять часов Арчи с Леной вернулись и предложили покататься на гидроциклах. Они договорились с ребятами, и за пару тысяч мы возьмём мотоцикл на час. Первыми каталась семейная пара, а я пошёл в зал сделать нам с Лизой по коктейлю. Мята почти закончилась, мохито вышел на троечку, правда, это не помешало выпить его в несколько глотков в попытке утолить жажду. Она держала зелёную трубочку двумя пальцами, плавно передвигая её от края к краю. Губы сжимались, затем выдавали глухое «П» с помощью потока воздуха, глаза слились с потоком музыки, зрачки — словно качели, летящие из стороны в сторону туда-сюда, вверх-вниз. Она чувствовала ритм, чувствовала наслаждение, погрузившись в себя. Музыка всегда даёт возможность наслаждаться миром, спрятавшись от всех, где-нибудь внутри, ближе к сердцу.

Молодые волны раскачивали водный мотоцикл. Мы надели жилеты, запрыгнули в гидроцикл, Лиза крепко обняла меня, затем я крутанул газ наполовину — волны рвались, как дешёвая ткань у цыган на забытом рынке. Звук двигателя только раззадорил, ещё, вперёд! Да! К закату, и никак иначе. Мы гнали на всю, только лишь бы прикоснуться к солнцу, покупаться в закате.

Сбежав от людей, нам открылся непревзойдённый вид раненой, но изумительной природы, которую пытаются уничтожить люди, застраивая безвкусными зданиями набережную. Они убивают уникальность непристойной посредственностью.

Горы оберегали нас, прятали от внешнего мира, где мы оставили себя. Свои маски и костюмы, притворство, лицемерие и ложь — всё это так обыденно на берегу. Однако, убежав всего на каких-то пару сотен метров, понимаешь, как без этого хорошо и легко. Мы прыгнули в воду, посмотрели друг другу в глаза и поцеловались. Мы не говорили, ведь слова могут обманывать, а тело — нет.