Евгений Мороков - Мыс Плака

Крики, крики, крики. Никаких движений, только угрозы. Мы все вышли на улицу, нас окружили официанты и другие рабочие набережной, они были со всех сторон. Два ублюдка решили не пытать счастья и так же вальяжно покинуть нас, попутно кидая полуночные угрозы: «Мы тебя ещё встретим! Ты нас не забудешь!» Я чувствовал удовлетворение, смешанное с адреналином, который так и не вышел наружу. Мне хотелось кричать, избивать, смеяться и рыдать одновременно. Боль сдавливала голову. Воздушный шар скоро лопнет. Они ушли с правдой за плечами, гневом внутри и непониманием снаружи.

Сигарета, разговоры, вопросы и мнения. Все стояли у кресла, обжигая чистые лёгкие дымом дешёвых сигарет. Я чувствовал, что мы связаны между собой. Никто ничего не знает друг о друге, но это внутри нас. После моего рассказа каждый из ребят пережил эту ситуацию. Неважно, случалось такое с ними или нет, они видели это в ежедневных рабочих часах. В любой момент с любым из них могли поступить как угодно, правда, есть ещё в людях смелость, некое отчаяние, гордость, ради которой они могут наплевать на всё и сделать так, как считают нужным. Ведь очень больно, когда тебя ломают изнутри, но невыносимо — ломать себя самому.

Вечер утопил разговоры обеденного происшествия, все продолжили работать в обычном режиме. Утёс после очередного заката начинал редеть. Люди сбегали от штормового моря, от алых прощаний солнца, прохладного солёного ветра, чувствуя конец ещё одного лета длиной в официальный отпуск. На их лицах появлялась грусть. Когда уже начинать скучать по морю? Сейчас? Или сразу после отъезда?

Вика забежала около девяти. Она улыбалась и рассказывала о том, как провела этот день в окружении родных. В зале было всего несколько столиков, поэтому, допив апельсиновый фреш, мы вышли на улицу. Я закурил сигарету, усевшись на кресле, наблюдая за движениями её тела. Она была немного на взводе. Пританцовывала под музыку, играющую с ближайших колонок.

— Я сегодня выпила несколько бокалов красного-прекрасного вина. — Она приподняла ногу, подобно балерине на пустой сцене.

— Что за вино? — спросил я для того, чтобы спросить. Никогда не разбирался в винах.

— Не помню, знаю, что ваше, крымское. Они мне все нравятся. — Она привстала на носочки. Лёгкое трикотажное платье чуть ниже колен открыло хороший вид на загорелые ноги. Я заметил, как икры напряглись, собрались, будто баскетбольная команда во время тайм-аута, а после снова разбежались.

— Главное правило — не пей разливное вино. Запомни это.

— Почему же? — Она приблизилась ко мне, наклонилась и поцеловала в щёку.

— Это дешёвый спирт, разбавленный сиропом.

— Да?! Как они смеют травить людей, — нахмурилась она, играя роль ребёнка, борющегося с преступностью.

— Деньги насилуют их мозг ежедневно. Им сперва больно, а потом они получают от этого удовольствие.

— Господи, такой ты отвратительный. — Она потрепала мои волосы и продолжила танцевать. — Я сейчас вернусь к родным, а потом к тебе. Ты не против?

— Нет. Только я сегодня до одиннадцати.

— Отлично. Успею закончить эскиз.

— Не забудь показать.

— Хорошо, я побежала. Ах да! Выпей чего-нибудь, а то ты совсем кислый.

— Непременно.

Бокал пива зашёл хорошо, второй попридержал до того, как рассчитаю столик. Два мужика выпивали уже вторую бутылку коньяка, закусывая дольками лимона, вдыхая прохладный воздух, выдыхая пьяный углекислый газ. Последний столик на сегодня рождает только одну мысль: «Только бы ушли вовремя».

Арчи обслуживал два столика. За одним был его постоянный клиент с женой: на вид им было лет под шестьдесят, но выглядели они бодро, так же бодро опускали рюмки. За вторым компания из четырёх дам в возрасте, который уже не скрыть косметикой, крашеными волосами и замазанными морщинами. Есть что-то искреннее в женщинах после пятидесяти. Они перестают стесняться своего настоящего смеха, перестают цедить вино в огромном бокале, следить за движениями и выражениями. Словно они освободились от оков общественных правил и теперь живут только для себя.

— Подойди к своим друзьям, они решили покурить, — сказал Арчи, подойдя к барной стойке, где я забавлялся с оригами.

— Чёрт, сейчас.

Я проходил через мойку, где Надя выкидывала куски еды с тарелок прямо в бак, дальше был закрытый зал.

— Макс, «твои» решили покурить, объясни им, пож… — Катя с Наташей не отрывались от экрана телевизора, висевшего на стене.

— Знаю, иду.

Я спускался по ступенькам, их было восемь.