Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 1

— Съезжу в больницу, узнаю, выпишут ли мадам Пупар в понедельник и будет ли она в состоянии заниматься Габеном.

— Скорее Габен будет заниматься мадам Пупар.

Спаситель и Лазарь в задумчивости посмотрели друг на друга, потом отец со вздохом потрепал сына по голове.

В больнице Флёри в регистратуре снова сидела Брижит.

— Как отдохнула? — спросил Спаситель.

— Успела забыть. Я вернулась неделю назад.

Сент-Ив наклонился к ней через стойку и спросил шепотом:

— Слушай, ты как-то говорила, что видела здесь одного пациента из Кольсона?

— Да, я и вчера его здесь видела. А что?

Спаситель нервно дернулся.

— Он по-прежнему в психиатрии?

— Да нет, он в скорой работает.

Новость обескуражила Сент-Ива. Значит, антилец — не психически больной пациент, которого доставили из Кольсона. Он, оказывается, сотрудник больницы Флёри.

— Он что, врач?

— Нет, санитар, а что?

— Да нет, ничего, — сказал Спаситель и отошел.

Санитар в скорой. Как парень в капюшоне, который в тот вечер подошел к нему сзади, а потом быстренько исчез.

В коридоре, когда Сент-Ив шел к палате мадам Пупар, его вдруг окликнули. Он обернулся. Навстречу шла мадам Дютийо, мать Марго. Они с улыбкой заторопились друг к другу, словно собираясь кинуться в объятия; мадам Дютийо взяла на себя инициативу и расцеловала Спасителя в обе щеки.

— Как Марго? Как она себя чувствует? — сразу же спросил Спаситель, объясняя их порыв исключительно общей заботой о девочке.

— Я сейчас от нее. Никакой травмы головы нет, только шишка. У нее в палате еще одна девочка, тоже ПС.

Мадам Дютийо уже освоила жаргон психиатрического отделения и говорила ПС вместо «попытка самоубийства».

— Она не хотела себя убивать, — продолжала она. — Она позвонила вам, потому что знала: вы непременно вызовете скорую.

Заметив, что Сент-Ив готов возразить, она торопливо продолжала:

— Не подумайте, что я не придаю значения случившемуся. Я всегда с ней и за нее, — не важно, что она меня не щадит. Я прекрасно знаю, я не идеальная мать…

— Марго хватает отца, который считает себя идеальным.

— А мне вы не можете помочь? В смысле терапии?

Спаситель не ошибся: он нравился мадам Дютийо.

— Я занимаюсь лечением Марго. В психотерапии некоторые ситуации считаются нежелательными.

Она поняла его с полуслова.

— Да, конечно, — кивнула она. — Очень жаль. Но главное — Марго.

Сент-Ив пообещал, что зайдет навестить Марго завтра, и они расстались, пожав друг другу руки.

Разговаривая с мадам Пупар, Спаситель был рассеян. Мыслями он был очень далеко. Попрощавшись коротким «До завтра», он задумался: что ему сказать Габену? Что его мать всеми силами старается вести себя «нормально»? Ну а сам-то он, Спаситель, нормально себя ведет? Ни с того ни с сего понесся к своей машине: кольнуло нехорошее предчувствие; забеспокоился, не слишком ли он задержался в больнице?

На улице Мюрлен, 12 царили тишина и покой. Габен сидел наверху перед мерцающим экраном и старался забыть, что Ночному эльфу очень скоро придется оставить мирное пристанище, каким стал для него дом Сент-Ива. Внизу на кухне Лазарь, мысленно уладив все проблемы Габена (его мама, все еще ненормальная, останется в больнице, а Габен и Спасен останутся тут), взялся за тетрадь, собираясь выполнить задание, которое в наказание всему классу задала на каникулы учительница.

А в сад тем временем снова проник тот самый чужак. Он видел, как Сент-Ив сел в машину и уехал. Путь был свободен. Теперь он знал, как будет действовать. Он сотню раз мысленно проделал задуманное, чтобы не сплоховать в ответственный момент. Но все равно боялся. Ему было невыносимо страшно. Он был слабаком, жалким трусом. Даже восьмилетнего ребенка боялся до дрожи. Накануне он украл с тележки для раздачи лекарств, легкомысленно оставленной в коридоре, горсть антидепрессантов и обезболивающих: морфин, дигиталин и другие. Все вместе они — смертельный коктейль. Лазарь умрет, как его мать, от медикаментозной передозировки. Символическая месть. Идеальное преступление.

Таблетки он сжимал в потном кулаке, засунутом в карман. Хватит ли у него храбрости действовать на ярко освещенной кухне? Перестанет ли его колотить дрожь? Никогда еще он так себя не ненавидел, как в эту минуту, когда был готов дать волю своей ненависти. Он знал, что дверь на веранду не запирается. Сент-Ив вечно витал в облаках, был слишком беспечен в житейских делах. И он об этом пожалеет. Будет жалеть об этом до конца своей жизни.