Бьянка Мараис - Пой, даже если не знаешь слов

После обеда я отправилась отрабатывать сыскные навыки – надо было подготовиться к следующему разу, когда Бьюти удалится на поиски Номсы. Бьюти не знала, что в тот вечер, когда ей позвонили, я неслышно последовала за ней. Открывая дверь подъезда, я заметила возле Бьюти белый фургон с надписью “Установка сантехники”.

Не выходя наружу, я наблюдала в приоткрытую дверь. Какой-то черный протягивал Бьюти нечто вроде лоскута ткани, Бьюти переводила взгляд с мужчины на лоскут, словно обдумывала, как поступить. Через мгновение она кивнула и завязала полоской ткани глаза. Этот черный мужчина заставил ее стать слепой.

Потом он довел Бьюти до задней дверцы фургона. Пока он, закрыв за ней двери, шел к водительскому месту, я с трудом подавляла в себе сильнейшее желание кинуться к фургону. Если правильно рассчитать, то я успею открыть заднюю дверь и запрыгнуть внутрь до того, как машина тронется с места. Бьюти не было с нами в ту ночь, когда полицейские загнали нас с Мэйбл в фургон, и она не знала, что если тебе завязывают глаза и куда-то увозят, это не к добру. Бьюти нуждалась в защите, и мне отчаянно хотелось защитить ее.

Но потом я подумала про Эдит, которая ждет меня и встревожится, если я не вернусь; секундного колебания оказалось достаточно, чтобы я опоздала. Фургон тронулся, и мне оставалось только смотреть на желтый номерной знак. Черные буквы и цифры все быстрее удалялись от меня. ВВМ676Т. Я закрыла дверь и поднялась в квартиру.

Я предала Бьюти. Члены Секретной Семерки и Великолепной Пятерки не стали бы колебаться, уж они-то запрыгнули бы в фургон! В следующий раз я должна быть расторопнее, а для этого следовало потренироваться в сыщицких навыках.

Тренировки я начала с того, что принялась останавливать на улице случайно выбранных людей.

– Где вы были вечером четвертого января? – спросила я пожилую даму в очках с неправдоподобно толстыми стеклами.

Она моргнула, словно пытаясь удостовериться, что я настоящая, после чего покачала головой и пошла дальше.

– Вы не помните, дней десять назад здесь не бродили какие-нибудь подозрительные типы? – Такой вопрос я задала следующим трем встречным, и все они сказали, что не помнят.

Когда какой-то устрашающего вида мужчина велел мне не совать нос в его дела, я решила опрашивать только знакомых мне подозреваемых.

Мистер Абдул, стоявший за кассой в своем магазине, сузил глаза, словно припоминая, и сказал:

– Вечер четвертого января? Ну как же. Я был в магазине, работал, я всегда работаю, никогда не отдыхаю. И здесь вечно слоняются подозрительные типы, хотят стащить у меня что-нибудь.

Мистер Пападопулос задумался, заворачивая в газету картошку соломкой, с которой капал уксус.

– Больше недели прошло. Откуда я помню? Подозрительные личности, говоришь? Единственная подозрительная личность – моя теща. Про убийство Кеннеди слышала? Спроси ее, где она была в тот день.

Специальным тайным шифром я сделала пометку в записной книжке, собираясь последовать его совету. Однако вскоре поняла, что мой тайный шифр настолько тайный, что я сама не могу его расшифровать, так что пришлось делать записи и на обычном языке.

Тина-парикмахерша сказала, что отправилась в тот день к своему парню.

– Разумеется, двуличный сукин сын кувыркался с этой шлюхой Лиззи, но правильнее ее звать Слиззи. Слава богу, избавилась я от обоих, и знаешь почему? Они заслуживают друг друга, и к тому же…

– Ага! Вон он, мой подозреваемый, – сказала я, просто чтобы поскорее убраться.

В “Коралловый особняк” я вернулась в шесть вечера, тоскуя от одной только мысли, что никто не ждет меня в пустой квартире. Поэтому я спустилась в подвал, навестить Кинг Джорджа, которого нашла в его каморке. Я постучалась, прокричала свое имя, и он крикнул в ответ, чтобы я входила.

Кинг Джордж уже закончил работу, но форму уборщика – синюю хлопчатобумажную рубашку с красной полосой на манжетах и синие же брюки – еще не снял. От него пахло табаком и полиролью, он возился с кожаными накладками на колени, в которых целыми днями драил полы.

Спартанская обстановка клетушки была все та же: узкая кровать и один-единственный стул. Вдоль стены тянулась веревка, с которой свисали одежда и полотенце. Но что-то все-таки изменилось, и мне понадобилось время, чтобы понять: теперь на стене висели приклеенные скотчем рисунки. Десятки чудесных рисунков карандашом или углем на всевозможных обрывках бумаги. Большинство – лица, но попадались и морские виды, и городские сценки.