Бьянка Мараис - Пой, даже если не знаешь слов

– Нет, Эди, нет. Нет, если Робин сама туда хотела.

– Я даже не спросила ее, чего она хочет! – выкрикнула Эдит. – Просто ненавижу, когда мной помыкают, ненавижу, когда мне говорят, что делать, особенно такие, как эта тупая сука-африканерша со своими соболезнованиями. Некоторые из них просто из кожи вон лезли, чтобы превратить жизнь Джолин в ад, и мне хотелось немножко пнуть их в ответ, так что я просто сказала, что Робин придет, – и она пришла. Господи, да я нахрен испортила ей все, да?

– Нет, нет, – успокаивающе забормотал Виктор. – Ты сделала то, что считала правильным. Сделала все, что могла сделать.

– Ну, очевидно, я ошиблась.

Виктор вздохнул.

– Какие еще распоряжения надо сделать?

– Шахта уже нашла замену Киту, и новый начальник смены хочет переехать в их дом, так что я сказала им, пусть, нахрен, выносят вещи самостоятельно. Нам хотя бы не придется туда возвращаться. Вряд ли я смогу провести Робин через это испытание.

– Что собираешься делать? Двигаться дальше?

– Боже мой, Вик, я не знаю. Правда не знаю. Я никогда не хотела мужа, детей и всей этой муры. Не при моем образе жизни заводить ребенка. Я чаще не дома, чем дома, и мне это нравится.

– А еще кто-нибудь может ее взять? Я знаю, что ваши предки умерли, но нет ли кого-нибудь с той стороны семьи?

– Нет. Я ее единственная родственница.

– И как ты будешь устраиваться?

– У них была страховка, и это поможет, но я не знаю, как быть с работой. Робс слишком маленькая, одну дома надолго ее не оставишь, а надеяться мне не на кого. Полная херня, не знаю, что с этим делать.

Кэт придвинулась ближе ко мне:

– Она нас куда-нибудь отошлет.

– Нет, не отошлет.

– Она не хочет, чтобы мы жили с ней. Ты сама слышала.

Мне вдруг расхотелось слушать дальше. Я снова забралась в постель. Хорошо, что я не собиралась плакать, потому что, подозреваю, если бы я начала, то плакала бы до бесконечности. Через пару минут я снова вылезла из кровати и направилась к тайнику. Протянула руку и вытащила тушь, ставшую моей самой большой драгоценностью, а потом снова свернулась в кровати, прижимая флакончик к груди.

Кэт положила ладонь на мою руку. Мы обе черпали силы в вещице, которой касалась наша мать.

24 июня 1976 года

Йовилль, Йоханнесбург, Южная Африка

В дверь постучали, и я открыла, думая, что это, наверное, Морри пришел расспросить про похороны. Он хотел тоже пойти, сфотографировать службу, но мама ему не разрешила, сказала, что похороны – не то событие, которое хочется увековечить.

Но за дверью оказался не Морри. На пороге стояла женщина с большим носом-клювом, с тяжелыми веками; длинный острый подбородок, выпиравший вперед, казался еще более выступающим из-за коротко стриженных седых волос. На строгом лице не было и следа косметики, даже губной помады; единственное украшение – золотая подвеска на цепочке.

– Здравствуй. – Женщина улыбнулась. – Эдит Вон дома?

– Нет, – сказала я и только потом вспомнила, что нельзя признаваться чужим, что ты дома одна. – Она просто вышла в магазин, скоро придет.

– Ты, наверное, Робин, – предположила женщина. – Дочка Кита и Джолин. А я – tannie Вильгельмина.

Она говорила с африканерским акцентом, и хотя он был гораздо слабее, чем у Пита, но все равно проглядывал, как шерсть грубой вязки сквозь шелк. Женщина не походила ни на кого из маминых или папиных знакомых или на кого-то, кто был на похоронах.

– Да, я Робин. – Я не собиралась приглашать ее войти. Даже если она знала моих родителей, для меня она все-таки чужая.

– Как ты, liefling ? [47] Милая ( африкаанс ). Все это gemors [48] Неразбериха, сумятица ( африкаанс ). , наверное, очень тебя огорчает, ne ? – Она потянулась и взяла мое лицо в ладони, ища знаки, подтвердившие бы ее предположение, что я не справляюсь со всей этой “неразберихой”.

– Ja , – согласилась я.

– Значит, ты сейчас живешь здесь, с тетей? Сестрой твоей мамы?

Я кивнула.

– Она тебе нравится?

Я пожала плечами.

– Давай же, – подбодрила женщина, – можешь мне рассказать.

– Она хорошая. Разрешила мне выпить бренди и кока-колу на Рождество, – доверительно сообщила я.

– Liewe hemel! Regtig? [49] Боже милосердный! Правда? ( африкаанс )

– Правда. И обещала показать, как набивать лифчик, когда мне исполнится тринадцать.

Прежде чем я успела сказать что-нибудь еще, кто-то кашлянул за спиной Вильгельмины, она отступила в сторону, и я увидела Эдит.