Эдит прервала ее:
– Слушайте, не берите в голову. Запустите, что вам больше нравится, что угодно, кроме “Господь пастырь мой”.
Когда Эдит и моя мама были маленькими, у них в доме обретались две служанки, которые щипали и шлепали девочек, если бывали уверены, что это сойдет им с рук. Девиц этих звали Гуднесс и Мерси; Эдит говорила, что каждый божий день она едва не визжала от одной только мысли о них и уверена, что моя мать чувствовала то же самое.
Покончив с музыкой, они перешли к цветам.
– Что вы думаете о желтых розах в церкви? Они выглядят весело, и Джолин их любила, – предложила Эдит.
– Но желтый – не цвет скорби! Я думаю, лучше выбрать белые лилии.
– Не понимаю, зачем вы вообще взяли на себя труд советоваться со мной. – Эдит накручивала провод на указательный палец.
– Я просто пытаюсь помочь, миссис Вон…
– Мисс. Мисс Вон.
Я не слышала, что говорила после этого миссис ван дер Вальт, потому что она понизила голос настолько, что Эдит пришлось снова поднести трубку к уху. Некоторое время она молча слушала, а потом раздраженно воскликнула:
– Разумеется, Робин будет на церемонии. Она же их дочь!
Последовали еще несколько секунд молчания. Судя по поднятым бровям Эдит и глубокой морщине, перерезавшей лоб, услышанное ей не понравилось. Она начала постукивать длинными ногтями по столу, глубоко затянулась сигаретой. Наконец у нее кончилось терпение.
– Мне наплевать на ваше “детям не место на похоронах”. Она дочь убитых, их единственный ребенок, и я не стану – слышите? – не стану мешать ей прощаться с родителями. Бедной девочке и так пришлось пройти через суровое испытание, и не дать ей возможности попрощаться с родителями – дикость. Она будет там, и если честно, вы можете засунуть свои ханжеские возражения прямо в свою толстую голландскую задницу!
Эдит швырнула трубку на рычаг, и Элвис завопил: “В толстую голландскую задницу! В толстую голландскую задницу!”
Тетка затянулась в последний раз, яростно раздавила окурок и велела мне одеваться – пойдем за покупками, готовиться к церемонии.
– Господи, откуда в людях столько консерватизма и чопорности! Ну мы им покажем, правда? Явимся в самом ярком, мать его, желтом, какой только найдем. В жопу миссис ван дер Вальт и ее слонов в посудной лавке.
Мне не понравилось про желтые наряды – слишком похоже на мою школьную форму, но при упоминании о слонах я воспрянула духом.
– Думаешь, она их приведет? – спросила я.
– Кого?
– Слонов. Думаешь, миссис ван дер Вальт приведет в церковь слонов?
Эдит на секунду замолчала, а потом рассмеялась:
– Заяц, со смеху с тобой помрешь.
Я сомневалась, что это так уж смешно, однако с надеждами на слонов не распрощалась.
21 июня 1976 года
Соуэто, Йоханнесбург, Южная Африка
Моим глазам нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к темноте в комнате. Сначала, после ярко освещенного двора, я вижу только круги света, но потом гало выцветают и на их месте проявляются лица – встревоженные. Они образуют круг и обращены к двери, через которую я вошла; они словно несут стражу.
Я догадываюсь, что прервала какой-то разговор, касающийся меня, – когда я переступаю порог, в комнате воцаряется тишина. Необычная для африканцев. Мы говорим, говорим и смеемся. Наши голоса всегда наслаиваются один на другой; даже в скорби мы говорим, стенаем, поем погребальные песни. Молчание чуждо нам – молчание для белого мужчины, но не для черной женщины, – так что это дурной знак, если при твоем появлении десятки голосов глохнут в гортанях.
Я традиционно приветствую собравшихся – Molweni [40] Привет ( коса ).
, после чего прохожу в комнату, прямо к хозяйке дома, Нотандо Ндлову, матери тоже пропавшей девочки.
Когда женщина в церкви произнесла имя девочки, оно показалось мне знакомым. Возвращаясь в дом брата, я припомнила наш с ним разговор утром после восстания, он тогда помянул подружку Номсы. Андиль подтвердил, что Фумла Ндлову – лучшая подруга Номсы и что она тоже исчезла. Ее нет ни в больницах, ни дома у других детей.
Я приветствую Нотандо Ндлову и представляюсь:
– Molo. Igama lam ndingu Beauty [41] Привет, меня зовут Бьюти ( коса ).
.
– Ndiyakwazi [42] Я знаю ( коса ).
.
Я хочу взять ее за руку, подержать в своей, но она протягивает мне какой-то бумажный клочок, зажатый в ладони. Я поднимаю листок, чтобы на него упал свет из окна, – это фотография миловидной девушки лет семнадцати со светлым родимым пятном, стекающим от губы на шею. Девушка улыбается, губы сжаты, словно она стесняется своих зубов, но в глазах светится смех.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу