Лайза Джуэлл - Правда о Мелоди Браун

Мелоди улыбнулась и взяла подругу за руку.

– Все произошло лишь в последние пару недель. Давай ты мне поможешь распаковывать продукты, а я тем временем тебе все расскажу.

Этот день проплыл для Мелоди точно прекрасный сон. Солнце вовсю сияло в безоблачном небе, шампанское и пиво лились рекой, и наконец-то Мелоди не видела в Стейси и ее семье свою единственную душевную опору. Сегодня рядом с ней были собственные близкие люди. Бен, высокий и красивый, в деловом костюме, под палящим солнцем изменивший свое парадное облачение до бледно-голубой рубашки с закатанными рукавами и расстегнутым воротом и отутюженных костюмных брюк над босыми ногами; Эмили, счастливо хихикающая от шампанского и от радости оказаться там, где ей всегда мечталось быть; и, наконец, прекрасный сын самой Мелоди – то и дело сгибающийся в талии и подскакивающий высоко в воздух, чтобы поймать фрисби, с упругим, пружинистым и сильным юным телом, готовым принять вызов всего мира.

Она увидела, как Пит ласково прихватил ладонью маленький животик Стейси, в то время как Клео со своим молодым человеком уселись в обнимку под деревом, поедая из пластиковой миски землянику. Кловер кругами улепетывала от своего старшего брата Чарли. Школьные друзья и подружки Эда, которых Мелоди знала еще одиннадцатилетними детьми и которые все эти годы, каждый день маленькими компашками заглядывали к ней в буфет перекусить, и она подавала им фасоль да картошку фри, – теперь потягивали из бутылок пиво и забавно флиртовали друг с другом.

За большим деревом, скрывшись от многочисленных глаз, Мелоди и Стейси зажгли свечи на огромном шоколадном торте, который испекли Стейси и Клео, и вынесли его под дружный запев: «Happy Birthday to You!» С восторгом и благоговением Мелоди смотрела на лицо сына, когда Эд задувал все восемнадцать свечей. Ей вспомнилось это лицо в разные годы – трехлетнего, пятилетнего, десятилетнего сына. Все те же, надутые воздухом, щеки, все тот же сосредоточенный взгляд, все тот же красивый профиль, в минувшие годы навевавший ей ассоциацию лишь с его отсутствующим отцом, но теперь заставлявший ее вспомнить о мужчине, которого звали Джон Рибблздейл, и о женщине по имени Джейн Ньюсам – и, глядя на него, Мелоди исполнялась еще большей гордостью, нежели когда-либо прежде.

Торт разрезали на крупные куски и разложили по бумажным тарелкам. Бен пристроился рядом с Мелоди, обхватив ее рукой за плечи. Ей это показалось приятным, и она тихонько придвинулась к нему поближе. На другой стороне покрывала Эд оживленно разговаривал с Тиффани Бакстер, объектом своих нежных чувств. Насколько же неизмеримо больше способен он предложить этой девушке теперь, подумала Мелоди: представить ей не только мать, а мать с глубокими корнями, мать, стоящую на пороге создания чего-то нового и замечательного – настоящей, полноценной семьи.

По другую руку от нее и Бена уселась по-турецки Эмили. И Мелоди поразила мысль о том, что Эмили считает совершенно нормальным и естественным то, что Мелоди сидит здесь с мужчиной, и для Эмили тот факт, что у Мелоди есть мужчина, ничем не примечателен и совершенно ожидаем.

– Как же здорово! – восхитилась Эмили, оглядываясь по сторонам. – Мне ужасно нравится твой мир.

«Очень точно сказано», – подумала Мелоди. Коротко и исчерпывающе. Мелоди всегда любила своего сына, любила своих близких друзей и свою квартиру – но вплоть до этого момента никогда не любила тот мир, в котором жила. И, что более важно, до тех пор, пока две недели назад двери ее памяти не были отперты тем загорелым гипнотизером, она никогда по-настоящему не любила саму себя.

Мелоди обхватила свободной рукой сестру и еще долго так сидела, чувствуя себя защищенной и счастливой, до краев полной шампанским, шоколадным тортом и надеждами на будущее.

«Мелоди Браун умерла! – с улыбкой сказала себе Мелоди. – Да здравствует Мелоди Рибблздейл».

Таксист наотрез отказался ехать по сплошь усеянной выбоинами грязной дороге, что вела к ферме, и высадил Мелоди с рюкзаком на обочину. Она все равно дала ему кое-какую мелочь, поскольку не раз слышала, что, впервые оказавшись за границей, надо каждому встречному и поперечному – чисто ради самосохранения – давать на чай.

Она озадаченно поглядела на дорогу впереди. Казалось маловероятным, что там вообще может стоять какой-то дом, тем более населенный людьми – однако это определенно было именно то самое место, если только не существовало еще какой-то грязной раздолбанной дороги к далекой ферме, указатель к которой гласил: «Эль Дурадо». Мелоди перекинула рюкзак через плечо и зашагала вперед под палящим, точно огненный шар, солнцем, от которого у нее вдоль хребта вовсю струился пот и намокала под мышками футболка.