Виктор Песиголовец - День Святого Соловья

— Хозяин! — окликнул Федоренко.

Семен отпустил патологоанатома и сделал несколько неуверенных шагов в сторону начальника райотдела.

Тот смерил его гневным взглядом, сплюнул в снег.

— У кого ночевал солдат? — спросил, почти вплотную приблизившись к бригадиру.

— Ась?! К-какой солдат?

— Ну, этот, с виновоза!

Дыба вздохнул и обессилено уронил голову на грудь.

— Соображай, соображай быстрее! — раздраженно прикрикнул Федоренко.

— К-кажись, у Тоньки Б-бездольной, — выдохнул Семен и, пытаясь устоять на ногах, ухватился рукой за плечо начальника.

— Где она живет?

— Кто?

Тонька, Тонька! — теряя терпение, зарычал Федоренко.

Семен неопределенно пожал плечами.

— Где живет?.. Да рядом тута.

— Где именно? Укажи!

— Через три… четыре дома. Он там! — повел рукой Дыба в сторону заброшенной соседней хаты, почти засыпанной снегом.

— Гнедой! Пошли! — начальник райотдела оглянулся на Парасочку. — Ты с нами?

— Конечно! — отозвался тот.

Троица быстрым шагом, почти бегом, двинулась вдоль улицы.

А во дворе Семена, раздирая вечернюю мглу и будоража собак из близлежащих дворов, разнесся надтреснутый голос Кицятника:

— Раздайте патроны, поручик Голицин! Корнет Оболенский, налейте вина!!!

Тем временем дембель влетел в прихожую Тонькиной хаты, оттолкнул плечом тетку Груню и рванул в спаленку. Там, упав на колени, вытянул из-под кровати сверток, подхватился и тут же бросился обратно к двери. Как вихрь, пронесся мимо оторопевшей женщины, на ходу разрывая веревки со своей ноши. Во дворе, наконец, освободил оружие из плена тряпок, разбросал их в стороны и, подобрав со снега упавшие автоматные рожки, стремглав побежал к калитке. Но на полпути резко остановился, постоял несколько мгновений, как бы размышляя, и повернул в сад.

Свидетели, послонявшись у двора Семена добрых полчаса, решили больше не мерзнуть и возвращаться в хату Соловья.

Еще на подходе к ней услышали разудалые аккорды, пьяные вопли и визг.

— Кто-то наяривает на моей гармошке, — озадаченно обронил Самопалов, прислушиваясь. — Кто бы это мог быть?

Оказалось, незнакомый краснощекий мужик с пшеничными усами. Он сидел на табуретке у стола, закинув ногу за ногу, дико вращал зенками и залихватски растягивал меха инструмента. Второй незнакомец — куцый мужичок лет сорока пяти, совершенно косой, тупо ухмыляясь, полулежал на топчане.

— Ой, гоп! Ой, гоп! — выкрикивал он, как заведенный, и время от времени тряс большой плешивой головой.

С полтора десятка мужиков и баб, среди которых были запухший скотник Михайло, взъерошенный Дрючковский, взмокшая от пота Тайка Мандрючка в засаленной кацавейке и посиневшая Верка Гнидозвездова, толкаясь и спотыкаясь, лихо выплясывали и орали во всю мочь легких.

— Отпустили вас? Все хорошо? — пытаясь перекричать невероятный гвалт, стала допытываться Валька Замумурка, подлетев к обалдевшим Луке, Степке, Вездеходову и Федьке, как только они возникли на пороге.

— Что это за кент?! — вместо ответа не совсем миролюбиво рыкнул Соловей, указывая глазами на гармониста. Затем перевел взгляд на куцего. — И вон тот! Кто?

Это трактористы, доставившие оперов в Кулички, — растолковала покрасневшая от надрывного крика Валька. — Они замерзали, бедолаги, в своих тракторах. Так мы их пригласили.

Наконец, гармонист заметил вошедших в хату, прекратил играть и с нескрываемым интересом вылупил на них свои кроличьи глазки. Однако вместе с музыкой галдеж не смолк. Компания продолжала гарцевать и орать.

— А это что такое? — Кукуйко постучал носком валенка по бочке, поставленной на-попа у самого порога.

Хлопцы от Цуцика прикатили, — пояснила подошедшая Сонька, пьяно щурясь. — Она в летней кухне стояла… В гараже там еще две есть. Но те литров по сто всего…

Через пять минут, познакомившись с трактористами, Соловей и его друзья-свидетели присоединились к компании. А еще через полчаса пьянючий в стельку Везхдеходов пытался танцевать и одновременно целовался с одуревшей Сонькой Бублик. Она выбрыкивала и ржала, как лошадь. Барбацуца, тоже изрядно поддатый, лизался к Вальке и жевал хлеб со смальцем, которым она его кормила с рук, как ребенка. Лука приставал к Тайке Мандрючке: то хватал ее за коленки, то поглаживал по спине, то нашептывал на ухо скарбезности. Лишь один Самопалов сидел в сторонке, хмуро пил вино и о чем-то размышлял.

Часа полтора злые и продрогшие оперативники рыскали по притихшему селу, ища беглеца. Выходили то на один, то на другой край Куличков. Везде в чахлом свете запухшей луны простиралась взбитая ветром нетронутая перина снега.