«О! — говорю, — Да не прогневаются на меня все Лагерные боги! Я же не родной ему, так сказать, а чужекровный пасынок. Ему ли заниматься моими проблемами? А уж поощреньице выписать-с — для Вашего сиятельнейшего сиреневенького брата это как от сердца оторвать. Да ни в жисть не будет того!
— Ну, так жди своего батьку. Выйдет из отпуска, оближешь его как меня, может он и соизволит! Ступай от меня, смерд в полосатой робе…
Отцепился я от него. Думаю: действительно, испокон веку так на Руси повелось: сытый голодного не разумеет! Как клюнет Петя жареный в заветное место, посылает скорее гонцов ко мне с «косяками» на рукавах, мол, Никола, выручай, брат, на конкурс надо бы чего придумать-прифантазировать. Тут мне и почёт, и уважение! А как Никола бьёт челом — так не знаем такого, морды сытые воротим!
Отряд вышел на зарядку. Я постоял немного в тени и потихонечку начал «скукоживаться»: по утрам ещё холодно, зябко. Но разве это имеет значение? Во всяком случае, не сегодня и не для меня! Чтобы согреться, я начал энергичнее махать руками, глядя из-под козырька своего головного убора на противоположную шеренгу другого отряда. Там лица чаще хмурые, нерадостные (Конечно, чего радоваться: насильно подняли, выгнали на зарядку, холодно. Для заключенных эта зарядка — расстройство!)
На эти хмурые, нерадостные лица у меня начал вырабатываться условный рефлекс: вижу их — и вспоминаю о себе. Должно быть, так же выгляжу и я теперь, — думаю я. Сразу выпрямляю спину, становлюсь в твёрдое устойчивое положение (представляю себя механизмом, у которого винтики-гаечки разболтались-расхлябались, и начинаю их у себя завинчивать, подтягивать, налаживать!) Занимаюсь своим лицом: расправляю брови, пошире открываю веки, «примериваю» улыбку (с некоторых пор я начал подбирать к себе в «гардероб» разные типы улыбок и подбираю («надеваю» на себя), на мой взгляд, ту, которая более всего подходит к определённой ситуации. Уже имеются «официальная», «деловая», «повседневная» и т. д. В зависимости от поставленной цели подбираю улыбку.
Всегда бывают моменты, когда не контролируешь себя — не знаю, что у меня тогда на губах. Самая драгоценная в моей коллекции, особенная, требующая для своего обслуживания много труда — это «улыбка без улыбки». Трудно в точности описать, что она представляет из себя. Я её «надеваю» в таких ситуациях, когда условия не предполагают улыбчивости; когда надо дать понять окружающим, внушить им, что я внутренне спокоен (хладнокровен), собран, адекватен, уверен в себе, и в то же время открыт, искренен, не представляю угрозы, готов к любому диалогу и компромиссу. Это первое, чем я начинаю заниматься с утра, так сказать, внешний смотр. Затем я погружаюсь внутрь себя и, подобно пожарному обходчику, осматриваю свои «внутренние помещения»: нет ли где задымления, тлеющего беспокойства или гневного пожара, не потушенного со вчерашнего дня.
Хочется сказать, что во времена, когда я к себе относился «пофигистски», то есть не пытался разобраться в своих «нутрах», что там происходит и почему; отдавался, выражаясь фигурально, образно, во власть бушующих стихий; отпуская своё судно, корабль (то бишь, настроение, тонус) в открытое плавание по океану эмоций, спустив паруса, отпустив штурвал, с самого начала утра, как только пробуждался и ещё даже не раскрыв глаза, ощущал, что жизнь — дерьмо. Настроение не ладилось, а жизненный тонус опускался «ниже плинтуса» — это оттого, что, будучи капитаном большого корабля, плевал на всё, «уходил» в свою каюту и «напивался» до чёртиков ромом. Команда корабля при этом вместо того, чтобы заняться делом, занималась чем попало. Волны страстей обрушивались на неуправляемый корабль, грозили потопить его, а капитану было «пофиг».
Однажды это время прошло. В один прекрасный день, измученный бесконечными шквалами депрессивного состояния, я понял, что больше так не могу. Я понимал, что многое в своей жизни я делал неправильно. Я осознал, что если что-то не изменится, то рано или поздно я эмоционально сгорю. Всю жизнь я ожидал от кого-то (или чего-то) помощи и когда её не получал, злился. Я намеренно допустил слова «если что-то не изменится». Они характеризуют меня, моё поведение: я всегда ожидал, что самое трудное сделают за меня (или сделается за меня). Однажды капитан корабля очнулся от пьяного угара и понял, что нужно что-то предпринимать, иначе произойдёт кораблекрушение. Я испытываю стыд за прежнего капитана. Я с неохотой признаю, что тот прежний капитан — я. И с каким удовольствием, гордостью я узнаю в новом капитане черты, напоминающие меня — это ведь тоже я — только новый, вернее обновляющийся! Я этому рад!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу