Деревья и растения здесь такие знакомые – многие могу назвать. Баньян, молочное дерево, банан, кокосовую пальму, чампу. Растет лотос и гибискус. Есть растения, которых я никогда раньше не видела. Понадобится время, чтобы узнать о них побольше. Буду их рисовать. Ты проследишь, чтобы Мышкин не забросил рисование? В этом году он у себя в школьном альбоме сделал несколько прелестных рисунков – у него талант. Я подумала, что смогу его подстегнуть, если буду рисовать маленькие картинки и вкладывать их в свои письма. Я рисовала их для Мышкина и отсылала, интересно, доходят ли до него мои письма. И разрешает ли его отец их читать? Предположу: НЧ захочет, чтобы Мышкин меня возненавидел. Это было бы естественно.
Я каждый день задумываюсь над тем, что происходит дома – именно в эту минуту, мысли вертятся по кругу – сейчас Мышкин просыпается, сейчас НЧ возвращается со своей прогулки, сейчас я иду на кухню, чтобы приступить к дневным делам, сейчас сижу снаружи, на веранде, только что мимо промчался Бриджен, спеша опробовать новую музыкальную композицию, волосы у него стоят дыбом, потому что он постоянно хватается за них, сейчас я думаю о том, чтобы сесть и начать писать, но не делаю этого, сейчас я выскакиваю из ворот, чтобы заглянуть к тебе – ах! Как бы мне хотелось, чтобы ты и здесь жила за углом и я всегда могла бы забежать к тебе в гости. Я так и не получила ни одного из твоих писем – ты же мне написала, правда? Надеюсь, они не потеряются в дороге. Надеюсь, ты мои письма получаешь.
С огромной любовью, твоя Гая
15 ноября 1937 г.
Моя дорогая Лиз!
Наконец получила от тебя хоть какие-то известия. Какое это облегчение – узнать, что дела обстоят не так скверно, как могли бы, но, Лиз, все же постарайся писать письма подлиннее – новостей побольше – рассказывай обо всем, что у вас происходит. Я начинаю понимать: ты не любительница пространных писем, не то что я – как-никак на это требуется время, верно? И одиночество. У тебя же нет ни того ни другого. Твои дни заполнены, и у тебя есть сотня друзей и пара сотен обязанностей, которые нужно выполнять каждый день, чтобы твой гостевой дом продолжал работать.
Я начала копить деньги на поездку себе и Мышкину и живописью занимаюсь со всей решимостью. ВШ пообещал написать к следующему году большую картину, которая послужит его взносом в то, что он называет «Фондом спасения Мышкина». Он все твердит, что прямо сейчас даст мне денег на то, чтобы его перевезти, – но что-то во мне упрямится, я должна сама это сделать. Наверное, мне нужно немного времени, чтобы успеть освоиться до того, как приедет Мышкин. В моей жизни никогда не было такого, чтобы я могла отложить все в сторону, позабыть о том, когда полагается есть, когда спать, и просто работать!
Поздним вечером я два раза выбегала из хижины и просто стояла, вдыхая темный воздух и густой лес вокруг и слушая гонг гамелана, гулкий звук которого отдавался у меня в костях. Я стою там, чувствуя, как лес проникает в мое тело, ощущаю еще незнакомые мне ароматы. Затем звук замирает и медленно возвращается удар за ударом. Меня от нее пробирает дрожь, от этой их музыки. Она заставляет меня понять, как далека я от всего, что знала. Возвращаюсь к себе, иду спать, просыпаюсь до света и лежу не двигаясь, с закрытыми глазами. С такой ясностью вижу перед собой, что буду рисовать.
Но, разумеется, никакой благотворительностью не пользуюсь, совсем никакой – ну, не считая еды и жилья, – их принимать почему-то не так зазорно, как брать деньги на то, чтобы перевезти сюда сына. (Отпустит ли его Нек, или мне придется его выкрадывать?) Я все коплю и коплю, ничего не трачу. Когда М будет здесь, В говорит, что провезет его по всему острову, покажет все «от носа до кормы»! Почему ВШ так много для меня делает? Между нами нет той близости, какая есть у него с Джейн (женой Колина, я писала тебе о ней в одном из предыдущих писем) или с другими людьми в этом месте. Дело, должно быть, в его смутном воспоминании о том, как он познакомился со мной, совсем еще девочкой, и моим отцом – десять лет назад, – а кажется, будто целую вечность. Мир с тех пор уже пережил два ледниковых периода – динозавры с мамонтами оказались стерты с лица земли – и явился новый мир.
Рисовать у меня выходит все лучше. Заметила, что посетители ВШ останавливаются перед картиной, которую я закончила на днях, и долго-долго ее рассматривают. Картина эта похожа на свиток около пяти футов в длину, на ней, в сценках, расположенных одна под другой, разворачивается жизнь балийской деревни, и я выполнила ее в стиле, напоминающем манеру местных художников. «На нее обязательно найдется покупатель», – сказал ВШ уверенно, и я была довольна, как ребенок, получивший приз!
Читать дальше