Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

На мое восприятие того, как долго у нас пробыли гости, полагаться нельзя. Последовательность и подробности большинства событий, что я описываю, относятся скорее к домыслам и предположениям, нежели к той правде, которая может служить свидетельством в суде. Но воспоминания об одном вечере, яркие, четкие, останутся со мной навсегда. Сейчас, когда я думаю о нем, мне становится ясно, что именно в тот день произошел чудовищный сдвиг и в земле появился разлом, который в дальнейшем превратится в пропасть.

События того вечера проигрываются в моей голове сцена за сценой, как засмотренный до дыр фильм. Отец приходит домой, видит Вальтера Шписа – он расположился в плетеном кресле и зарисовывает наш баньян – и Берил де Зёте – она устроила эвритмическое выступление в другой части сада. Лиза тоже там. На ней красное платье с расклешенным подолом, который она изящно, кончиками пальцев придерживает, пытаясь повторять за Берил.

– Расслабь тело, пусть оно движется вместе с землей, почувствуй радость, – наставляет Берил, – и отпусти уже свою юбку!

Она говорит, что данная танцевальная форма основывается на том принципе, что музыкальная эмоция должна выражаться всем телом целиком и рождаться от глубокого переживания. Мы видим лишь энергичное размахивание руками и ногами в кажущемся беспорядочном ритме. Возможно, выглядит все хуже, чем ощущается танцорами. Как бы то ни было, моя мать присвистывает и восклицает: «Лиза, да у тебя талант!»

Бриджен Чача полулежит на траве, вытянув ноги, и приговаривает: «Вах, вах!» – словно восторженный ценитель искусства на мероприятии, посвященном музыкальным произведениям на урду. Несмотря на ранний час, рядом с ним бутылка рома и стальной стаканчик, из которого он отпивает в перерывах между возгласами одобрения. Из ниоткуда появляется кузнечик и начинает осторожно исследовать его курту; Бриджен Чача не видит ничего, кроме танцующих женщин, пока моя мать не наклоняется и не смахивает насекомое с его спины сорванным листочком.

Отец привел с собой двух студентов. Это серьезные молодые люди в очках с черной оправой и со стопками книг в руках. Они смотрят на танцовщиц разинув рот. Банно Диди, Рам Саран и Голак бросили работать и наблюдают за происходящим со ступеней, отделяющих задний сад от палисадника. Чтобы вид был получше и чтобы до взрослых не донеслись взрывы нашего смеха, Дину, Манту, Раджу, Ламбу Чикара и я забрались на стену между домом Дину и моим.

«Студенты, несомненно, ожидали, что дом их преподавателя окажется безмятежным храмом книг и науки, – посетует отец потом, – и на следующий день каждый в колледже будет знать, что профессор Нек Чанд устроил у себя в саду такие занятия танцами, каких Мунтазир еще не видел, в то время как его жена восседала там в компании посторонних мужчин, которые одобрительно посвистывают, разглядывая англичанку в европейском платье». Отец это смешным не находит. Потеряешь лицо – потеряешь уважение; потеряешь уважение, если ты учитель – и у тебя ничего не останется.

– Иерархия. Уважение. Дисциплина. И когда это маленькие послушные рабы изобрели хоть что-нибудь новое? Твой колледж ничем не лучше тюремной камеры.

– Дисциплина не то же самое, что рабство, Гаятри. Все требует порядка. Анархия ни к чему не ведет.

Прячась в тени у двери их спальни, я наблюдаю за тем, как, сидя за туалетным столиком, мать выдергивает из убранных в узел волос шпильки, одну за одной. На туалетном столике лежит перезрелое манго, которое я оставил там в то утро, и она методично втыкает в него вынутые шпильки, пока плод не начинает походить на неряшливого дикобраза. Она сбрасывает с волос пожелтевший веночек жасмина и в раздражении трясет головой:

– Возьму ножницы, отхвачу это все и выброшу шпильки.

– Это-то здесь при чем?

– Ты знаешь, что женщины сейчас самолетами управляют? А ты мне наставления читаешь об иерархии и уважении только из-за того, что я посидела с друзьями в саду!

– С друзьями? С каких пор эти люди у тебя в друзьях? Ты познакомилась с ними несколько недель назад и сейчас вы друзья? Это потому что они иностранцы? Что, индийцы для тебя недостаточно хороши?

– Какой вздор! И ты сам это знаешь! Не будь таким ограниченным. Вдобавок Бриджен там тоже был. А он, насколько мне известно, не иностранец. Как и Лиза.

– Присутствие Бриджена пристойности вашему собранию не добавило, скорее наоборот. Он столько пьет, что мне удивительно, как ему удается писать свои книги. А я – ограниченный?! Сколько раз я умолял тебя пойти со мной на собрание и послушать Мукти Деви? Открыть для себя что-то новое. Встретить людей, которые думают не только об удовлетворении своего мелкого эгоизма. В нашей стране брожение, наш народ сражается за свободу, а ты думаешь только о себе.