Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

С огромной любовью,

Гая

13 сентября 1941 г.

Моя дорогая Лиз!

День моего рождения. Ты бы пришла с покрытым глазурью тортом и, будучи особой непрактичной, 31 свечкой – все их сразу мы бы, конечно, не зажгли, – и это бы вывело НЧ из себя. Сумасбродство, ребячество, неуместное легкомыслие. Бывает ли у Мукти Деви торт ко дню рождения, хоть когда-нибудь? Никогда! Брр, даже не представить такого. НЧ вышел бы через задние ворота и не возвращался бы, пока не решил, что на горизонте чисто. Бриджен спел бы мне лишнюю песню и принес бы с улицы невозможно сливочное кулфи [99] Кулфи – замороженный молочный десерт, индийское мороженое. с привкусом соли, сахара и шафрана. В детстве никто мне не устраивал ничего на день рождения, он не был чем-то важным. Ты первая, кто изменил это. Каждый год, что тебя нет рядом, пусть я и одна, пытаюсь представить, будто ты здесь и придумала, как нам повеселиться.

Что ж, в этот раз я не провела свой день рождения в одиночестве. У меня был посетитель. Все произошло очень неожиданно – гостем оказался некий мистер Кимура из Денпасара, города по соседству. Я никогда с ним ранее не встречалась, но его имя мне было знакомо – он то ли японский дипломат, то ли какой-то чиновник. Так или иначе, я в тот момент работала на веранде ВШ – пристрастилась так делать, потому что оттуда открывается вид на выложенный камнями пруд, и пол там прохладный, красный, цементный, когда рисую, стою на нем босиком. В ту минуту я как раз сидела на полу, скрестив ноги, и наносила на горшки узоры, была настолько погружена в работу, что подпрыгнула от неожиданности, когда он появился. Попыталась пригладить волосы – они были всклокочены донельзя, но стало только хуже, потому как я ухитрилась измазать их своей глинистой краской.

Мистер Кимура в черном костюме и белой рубашке выглядел безукоризненно, этакий благовоспитанный и улыбчивый Пингвин, изъясняющийся на безупречном английском и кланяющийся точно так, как, говорят, принято у японцев, – хотя я подобного никогда еще не видела. Он сказал, что наслышан об известной индийской художнице (Известная? Я?!), которая проживает здесь, в Тджампухане, и, проезжая мимо, решил самолично в этом убедиться. Рабиндранат Тагор посещал как-то Японию, мне известно об этом? Он выразил глубочайшие соболезнования в связи с недавней кончиной Поэта – вот как, я не знала о его смерти? Тогда его участие и грусть из-за того, что он принес дурные вести. Это произошло в прошлом месяце, – возможно, той газеты я не получила.

После этого он сел и велел мне продолжать, он проделал весь этот путь, чтобы посмотреть на меня за работой, сказал, что останавливаться не надо. Я снова села на пол, так же как сидела до этого, но теперь почувствовала себя неловко – он наблюдал за мной с широкой кушетки, придвинутой к одной из стен, постукивая длинными пальцами по подлокотнику. Я никак не могла удержать взгляд ни на краске, ни на горшке в руке, все отвлекалась на пурпурного цвета шнурки его сияющих черных туфель. В общем, я пыталась рисовать, а он не сводил с меня глаз, потом безо всякой видимой мне причины прошел к Индах и взял ее на руки, положил подле себя и снова сел. Она забеспокоилась, попробовала отползти в сторону, но он одной рукой крепко держал ее за шею, а другой поглаживал по спине.

По той костлявой, косматой спине. Лиз, у меня дрожь по телу пробежала, не получалось кисточку ровно держать. Мне показалось, он шею ей свернет – просто сожмет посильнее, и та сломается. Я сказала ему, что Индах нравится лежать на полу и, может, он ее отпустит, но ответом было: «По-моему, ей вполне удобно. Прошу, не беспокойтесь. Продолжайте, пожалуйста». Было в нем нечто зловещее – не могу объяснить это ничем таким, что он сделал, – несмотря на всю его обходительность. Я выронила одну из необожженных пиал на пол, она треснула, он промолчал. Занялась оставшимися пиалами. Попробовала ограничиться спиральками, завитками и стеблями бамбука. Он бормотал о тенмоку, селадоновой глазури, ершиках и бамбуковых кисточках. «Бамбуковые – самые подходящие для рисования тех бамбуковых стеблей», – не унимался он.

Все это продолжалось какое-то время, потом Ни Вайан принесла нам на подносе немного лимонно-ячменного отвара. Один из стаканов оказался щербатым, ни печенья, ни чего-то другого для прикуски не было. Я извинилась за нашу небрежную подачу. Мистер Кимура, по всей видимости, в напитке заинтересован не был, но чары рассеялись, и он, к моему облегчению, отнял руки от Индах – она немедля улизнула. Тогда мистер К встал и сказал: «Прекрасная собака, даже если и старая. Если у вас в ближайшем будущем возникнет желание уехать с Бали к себе на родину, я бы с величайшей радостью и готовностью взял ее к себе».