Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— И-ых, жалко! Друг… Только ты меня понял… Кланя! — Открыл он глаза и повернулся к двери. — Кланя, чаю нам!

Клавдия Сергеевна, видимо, поняла, что дело заканчивается миром, торопливо исчезла в кухне.

— И ты иди! — махнул рукой Николай Васильевич Гале, чтобы и она ушла.

Она взглянула на мужа. Он кивнул, и Галя ушла. Девочка поднялась с кушетки с мокрым лицом, посмотрела на Ивана и тоже направилась к двери.

— Оля! Оленька! — потянулся к ней Николай Васильевич, но Егоркин остановил его.

— Не надо. Пусть успокоится.

— И-ых, знал бы ты… Да если бы она и впрямь моя кровиночка… Да я бы… да я… — качал он головой с закрытыми глазами. — И-ых!.. Я ить раньше по командировкам… А она тут, — мотнул он головой в сторону кухни.

— Что ты мелешь! — перебил Иван. Он понял, что к обращению на «вы» Николай Васильевич не привык, не поймет. — Ты встань рядом с дочерью у зеркала! Встань! Это же твоя копия! Ты глянь на ее брови, лоб… Это же все твое! — Егоркин говорил наобум. Разглядеть девочку он толком не успел.

— А глаза? — встрепенулся Николай Васильевич. — У нас с Кланей серые, а у нее карие. И нос горбатый…

— А у матери твоей глаза какие, у бабки… Ты приглядывался? А у Кланиных предков… Разве с тебя род начинается? А? Кровь-то она далеко шибает! Ты четверых роди, и только один из четверых на тебя сильно похож будет. Это наукой давно доказано. — Николай Васильевич порывался что-то сказать, но Егоркин не давал ему, говорил с напором. — А ты разнюнился — не твоя кровь! Как баба… И себя терзаешь, и дочь, и жену!.. Без очков видно, чья она дочь… Ты в зеркало почаще глядись, когда разум мутнеть начнет…

Иван вдруг подумал: кого он учит? Ведь Николай Васильевич лет на пятнадцать старше его. Егоркину стало стыдно. Он поднялся, произнес: — Пошли чай пить! — и направился в кухню.

Он слышал, как Николай Васильевич шлепал тапками следом. Галя сидела у стола. Клавдия Сергеевна вытирала полотенцем лицо девочки. У нее самой лицо посвежевшее, видимо, тоже умылась. Увидев Егоркина, Клавдия Сергеевна только теперь заметила, что и он, и Галя в куртках, и засуетилась:

— Да вы раздевайтесь! Что же мы так, что ли, чай будем пить?

Николай Васильевич вошел понуро, сел на табуретку у окна и неловко погладил по плечу девочку. Она отодвинулась от отца. Обижена еще была на него.

— Вы знаете, Клавдия Сергеевна, нам еще во многих квартирах побывать надо. Вы пейте, а мы пойдем, — сказал Егоркин.

Галя поднялась.

— Ну хоть чашечку, закипит сейчас!

— Рады бы, да не успеем…

— До свиданья, Николай Васильевич, — протянул Иван руку хозяину.

Тот поднялся.

— Ты б зашел… как это… посвободней будешь… Заходите, а? Может, в субботу, а?

— Боимся обещать, — взглянул Иван на Галю, — пообещаем, а не сможем. Но выпадет время, мы запросто…

Клавдия Сергеевна пошла провожать.

— А зачем вы приходили-то, — вспомнила она. — Дело ведь какое-то…

— У вас пять месяцев за квартиру не плачено, — смущенно сказала Галя. — Меня на работе ругают.

— За пять месяцев? — ужаснулась Клавдия Сергеевна. — Я думала, месяца за два… Он же… — взглянула она в сторону кухни и осеклась. — Заплатим, сразу заплатим…

На площадке остановились. Теперь куда? Глянули в список. Следующей значилась Николаева Галина Степановна, семидесяти двух лет. «Тезка» — вздохнула Галя. Жила Николаева с четырнадцатилетней внучкой в другом подъезде на третьем этаже.

— Сичас, сичас, сичас, — запел за дверью голосок, и тапки по полу бодро шмыг, шмыг, шмыг. — А-а! Гостечки дорогие! — обрадовалась старушка, увидев Галю с Иваном. — Долгожданные! Заходите, заходите, заходите, — запела она.

Была Галина Степановна маленькая, худая и, видно, очень энергичная и жизнерадостная. Кофточка на ней выцветшая с двумя дырками на животе и с разноцветными пуговицами разной величины. Когда-то кофта, вероятно, была зеленой. Юбка тоже застиранная, серая. В коридоре стоял запах редко проветриваемого запущенного жилья.

— Галина Степановна, мы из жэка, — сказал Егоркин.

— Хорошо, хорошо, проходите. Всем мы рады! Проходите, гостечки, и из жэка, и из милиции, всем рады!

Иван услышал запах перегара и понял, что старушка выпивши. Из-за приоткрытой двери в комнату высунулась любопытная головка девочки и тут же юркнула обратно. Только глаза черные блеснули.

— Бабуль, у вас праздник сегодня? — спросил Иван.

— Праздник, праздник! Жить немного осталось, вот и праздник каждый день…