Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Куда?

— Туда! — быстро поднял палец вверх, не останавливаясь.

Взлетел наверх мимо книжного ларька, который расположился на площадке между этажами.

На третьем этаже на широкой лестничной площадке у стены стояло старинное кресло с высокой спинкой. То ли трон, то ли кресло судьи. Кожаная обивка сиденья давно лопнула, и видна была вата.

Оленька сидела в большой комнате, где кроме нее было шесть молодых женщин. Вначале, когда он вошел, на него равнодушно глянула только та, что сидела у двери, миловидная, с круглым крестьянским лицом и курносым носом. Взглянула, глаза у нее от удивления расширились, и она громко прошептала:

— Леонид Филатов!

И только тут все остальные женщины, включая Оленьку, уставились на него.

— Простите, девочки! — сказал он, улыбаясь, стараясь держаться, как прежде непринужденно и иронично, хотя дрожал от волнения и слышал удары своего сердца. — Я не Филатов, я Андрей Сергеев, одноклассник Оленьки. — Глянул на нее и сказал: — Проезжал мимо… дай, думаю, загляну… поговорим…

— Ну да, давно не виделись, — ответила она без всяких эмоций, без улыбки, бесстрастно поднялась и вышла в коридор впереди него. Там она села в кресло, положила руки на деревянные подлокотники. Он взглянул на эти руки, ярко вспыхнуло в памяти, как она во сне обнимала его, и неожиданно для себя упал перед ней на колено, поцеловал кисть. Она не отдернула руку, смотрела на него.

— Я не могу без тебя! Я люблю тебя! — выдохнул он, не помня себя, видя только ее милое строгое лицо.

— Ты всем так старомодно признаешься?.. — спросила она все так же без эмоций.

— Теперь я знаю… — прошептал он, поднимаясь. — Я никого не любил… Я просто не знал, что это такое… Принимал одно за другое. Ты понимаешь?

Они венчались в Елоховском соборе.

Это было три года назад. За эти годы Оленька ушла из своего института, окончила бухгалтерские курсы и открыла вместе с мужем торговую фирму, где стала работать главным бухгалтером. Судя по тому, что они купили дачу на Рублевском шоссе и поменяли «Тойоту» на «БМВ», фирма их процветает. Компанию одноклассников они не забывают, все вечера проходят с их участием, часто приглашают к себе. Оленька по-прежнему каждому готова помочь, и Андрей все так же всегда улыбчив, ироничен, невозмутим, но о любовных приключениях своих если и рассказывает, то в давно прошедшем времени. Ребята не верят, что он так резко изменился, привязался к одной юбке. Натуру не победишь. Но однажды им стал известен его разговор с первой женой, Аллой. Она встретилась случайно с Таней на улице и поинтересовалась, кто это сумел так охомутать Андрея. «Взгрустнулось мне как-то, — говорила она, — звоню ему: «Ты куда пропал? Целый год не виделись!..». «Работа заела», — отвечает, а голос прежний, ласковый и веселый. Прилетит сейчас, голубок, решила я и говорю: «Работа работой, а любовь любовью! Я одна, мужа нет, приезжай, отвлеку тебя на часок от работы, устрою секс-час…». «Секс — это хорошо! — смеется он. — Особенно с тобой… Но, видишь ли, у меня уж год, как не секс-часы, а секс-ночи каждые сутки! Женился я…». «Надолго ли?» — скажу прямо, растерялась я… «Думаю, навсегда!» — хохочет дурак… «Я тоже так думала, когда за тебя замуж выходила», — брякнула я ему с обидой… «Не обижайся, — говорит, — ты хорошая, но другая…». «Значит, все?» — спрашиваю… «Видно, так!» — убил он меня!.. Что это за фифочка его окрутила?» — спросила Алла у Тани.

— Оленька!

— Кто-о-о? — разинутый рот, круглые глаза. — Оленька! — И хохот.

Напрасно смеялась Алла. Видела бы она, какая нежность сквозит в их глазах, когда они встречаются взглядами в своей компашке, как предупредителен он к каждому ее движению, не видит никого за столом, кроме Оленьки, и тогда вспомнилось бы Алле, как она раздраженно одергивала Андрея, чтобы он хотя бы при ней не заигрывал с девками, вспомнила бы, что он отвечал ей на это, и Алле стало бы не до смеха.

На частых застольях по случаю именин кого-нибудь из одноклассников, бывает, в веселую минуту Олег с Андреем перемигнуться, вспоминая спор, захохочут. Оленька скоро узнала о причине их смеха. А Андрей так и не узнал, почему иногда, поглядывая на него, перемигиваются за столом Таня с Оленькой и прячут от него свой смех.

Эту весть принесла соседка. Она вошла в избу, когда старики Кирюшины обедали. Вошла и сказала, как обухом оглоушила:

— Маруся Грачева померла!

Старик замер, медленно положил ложку на стол и повернул свою седую голову с редкими волосами к двери, где стояла соседка, такая же старуха, в длинном широком непонятного цвета от старости платье и в таком же застиранном платке. Морщинистое лицо старика, словно покрытое инеем от недельной щетины, выражало недоумение, недоверие, скрытую тревогу и боль, как от неожиданного удара. Увидев, что и соседка, и его старуха смотрят на него: одна с любопытством, другая тревожно, будто опасаясь, как бы он чего не выкинул неожиданного, старик молча отвернулся к тарелке, взял ложку и зачерпнул щи. Но проглотить никак не мог, словно кто глотку заткнул. Он долго полоскал язык во щах, хоть назад выливай, мучился, слушая, как жена выдавила из себя, спросила: