Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Деркач ковырялась над отчетами две недели. Трижды ей возвращали из РЖУ. Говорят, что ее в третий раз там довели до слез. Мало кто верил этому. Деркач и слезы? Она сама кого хочешь доведет. Однако все сроки сдачи отчетов были нарушены. РЖУ из-за этого тоже не успевало сдать сводные отчеты в министерство. Начальник управления Хомутов вызывал Жанну Максимовну и делал ей «вливание». В конце концов виноватой почему-то оказалась Галя. Даже Валя Сорокина, когда атмосфера в жэке накалилась и из-за каждого пустяка стали происходить вспышки, упрекнула Егоркину:

— Чего ты уперлась? Не сбежала бы от тебя твоя ведомость.

— А что же ты не сделаешь? Возьмись и сделай!

— Я не умею.

— Ты восемь лет — не умеешь, а я год всего и уже два раза делала… Возьмешься — научишься!

— Тебе квартиру обещали после Октябрьских праздников. Смотри — зажмут!

Галя не ответила. Грустно стало при упоминании о квартире. Но не разорваться же. Да и стыдно унижаться, тряпкой быть. На этом разговор закончился. Егоркиной рассказали на другой день, что Сорокина поддела Деркач с отчетами так, что Асюля зеленая с работы уходила.

Наконец отчеты сделаны, приняты. Но отголоски нервного времени долго были слышны. Перерасход в квартале получился не только воды, но и электроэнергии. Жэк быстро катился назад. Был теперь на пятнадцатом, предпоследнем месте. Премии не было. К техникам и Деркач, и Жанна Максимовна придирались по каждому поводу, не оставляли без внимания любую мелочь.

— Противно на работу ходить стало, — кисло говорила Валя.

В эти дни даже ее голос слышен редко. В техническом кабинете тишина. Техники старались поменьше бывать в жэке, искали работу на территории.

За три дня до Октябрьских праздников Жанна Максимовна вместе с Деркач пришли в технический кабинет. В последний месяц это редко случалось. Заходили, стоя отдавали команду и тут же выскакивали из кабинета. На этот раз вид у обеих был доброжелательный.

— Девочки, праздник надвигается, — напомнила Жанна Максимовна. — Будем отмечать?

Смотрела она на Валю Сорокину. Знала, что отвечать будет она. Валя почувствовала, что начальству надоело воевать, вечер примирения решили устроить, и ответила серьезным тоном:

— Грех не отпраздновать! Шестьдесят пять лет Октябрьской революции. Почти юбилей.

Договорились собрать стол здесь, в техническом кабинете, после работы в день перед праздником. Из еды каждая приготовит то, что сможет.

Иван предложил напечь блинов. Гале идея не понравилась. Блины — смешно! Никто их не принесет.

— Это и хорошо! — убеждал Егоркин. — Картошку, котлеты, колбасу принесут. Пирог тоже испекут, а вот блинов не будет…

Иван недавно научился хорошо печь блины и по воскресеньям кормил Галю блинами. Сам он еще в деревне в детстве полюбил их. Мать непременно пекла по праздникам. Как она их замешивала, тогда ему было неинтересно. Но вот весной Иван был у Антошкина, носил рассказ «В тамбовской степи», и Петя угостил его блинами, которые мастерски пек сам. Таня смеялась, что она так и не научилась печь, Петя ее к сковороде не подпускает. Блины напомнили Ивану деревенские праздники. Он попробовал замесить сам, Антошкин подсказал ему, что делать. И вскоре Егоркин сам приглашал Петю с Таней на блины.

Галю он убедил, напек блинов. Платье она надела то, что привез ей из Колумбии Алеша. Там у него была последняя в этом сезоне гонка. Купил он такое и жене, только другого цвета. Платье было прекрасное, цвета топленого молока. Сеточка на плечах. Они только в моду входили. Галя, надев платье, чуть не прослезилась от восхищения. О таком платье она мечтать не смела. Еще в «Березку» такие, должно быть, не поступали. И в этом платье она пришла в жэк. Девчата окружили ее, рассматривали платье, восхищались, расспрашивали, где взяла.

— Вчера только из Парижа, от Кардена доставили специально на вечер примирения, — шутила Галя радостно.

Простушка Лида поверила, что платье из Парижа, от Кардена. Девчата знали, что брат-близнец Гали выиграл весной во Франции велосипедные соревнования.

— Асюля позеленеет, увидит, — восхищалась Сорокина. — Такое платье ей и не снилось!

Деркач пришла в том голубеньком свитерке, с новой прической, со свежим маникюром. Ухоженная, чистая. Думала блеснуть, но увидела Галю и поблекла. Позеленеть не позеленела, но настроение упало. Валя Сорокина не удержалась, плеснула керосинчику в огонь, вздохнула притворно, увидев Агнессу Федоровну: