В Хижняк - Конец черного лета

Правда, происшедший недавно случай, связанный опять-таки с его складом, побудил Федора посерьезнее задуматься над тем, что происходит вокруг, вообще над жизнью, которую ему так хотелось видеть сейчас лишь в светлых тонах, но…

В то сентябрьское утро, еще теплое и чистое, не спалось ему никак. Он не привык долго крутиться — в постели и поэтому сразу же встал, совершил традиционную пробежку по саду, что-то перекусил и решил пройтись по улицам поселка. Была самая рань — даже рыбаки не возвращались после ночных своих бдений над сонной водой. «Девица» спала. Но вот Федор, пройдя уже довольно приличное расстояние, и почему-то, может, по привычке, в сторону своей работы, услышал шум мотора грузовой машины, приглушенный на холостом ходу. Машина, вероятно, стояла с работающим двигателем. В такую рань это было само по себе странно. Но еще больше удивился он, когда уже увидел издалека, что грузовик стоит возле его склада. И встревожился. Ускорил шаг, идя напрямик, затем свернул в сторону, все же не решившись подойти к складу открыто. А мотор продолжал работать.

Завьялов с тревожным интересом наблюдал за тем, как двое здоровяков поспешно выносили из недр склада и с профессиональной сноровкой грузили на машину ящики и корзины. Напоминало это чем-то кадры немого кино, скоростью, что ли, ибо трудились незнакомцы на совесть. А он стоял недалеко от боковой стены здания и смотрел. Успокаивало его, конечно, то, что был еще и третий участник ударной погрузки — начальник консервного цеха, он же материально ответственное лицо Дранов. Правда, сегодня лица на нем не было. Он тревожно озирался, раздраженно торопил грузчиков, которые и без того действовали на пределе возможного. Но сейчас этого было явно недостаточно Дранову. Он даже не заметил, как Федор на минуту вышел из укрытия и в нерешительности потоптался на месте, покусывая бог весть откуда взявшуюся травинку. А когда груженная добром машина отъехала, Дранов потянулся было к заднему карману брюк, и значение этого жеста Федор хорошо понял, ему стало даже как-то легче. Но записная книжка так и не была вынута на свет, а Дранов закрывал склад. Затем он медленно побрел в сторону четвертого совхозного отделения.

И только теперь, пожалуй, Федор уже не сомневался, что нехорошие дела творятся под крышей склада, вокруг него, вся эта возня напоминала ему действия «мышиного папы», а попросту говоря, вора и его сподручных. Похоже, в совхозе свило себе гнездо целое «шобло» расхитителей. Но возможно ли это? Он еще пытался что-то смягчить, повернуть факты и так, и этак… Но все сводилось к одному: склад постоянно разворовывается.

А знает ли об этих неблагоприятных делах директор Малюгин? Вот бы с кем посоветоваться, рассказать о своих подозрениях. Совхозный директор — человек ответственный, сам с масштабом и, видимо, крут и непримирим, когда речь идет о вещах принципиальных или, напротив, о делах сомнительных и попросту нечестных. Но как ты подойдешь к нему сейчас, работник без году неделя, кого будешь «сдавать», не зная толком всех обстоятельств этих, как ты уверен, краж на складе? А не вызовет ли он сразу же Дранова, и они вместе весело и вдоволь посмеются над тобой, потому что тут же выяснится какая-то деталь, о которой ты и не подозревал, и все встанет на свои места. Нет, так нельзя, надо по возможности быстрее проверить это еще раз, и тогда уже, утвердившись в своих подозрениях или имея в руках неопровержимые факты, думать, куда и к кому обращаться.

А тут еще Василий Захарович масла в огонь подлил. Учуял он, что ли, изменение в ровном до вчерашнего дня настроении Федора, когда вдруг спросил за вечерним чаем, ставшим уже традиционным:

— Видать, что-то на работе у тебя не клеится?

Сначала Федор хотел было отделаться общими фразами, но потом все же решился и подробно рассказал Нечаеву и о своих подозрениях, и о том, что видел, слышал, наблюдал за этот прошедший месяц на своей работе, показавшейся поначалу совершенно безобидной и тихой. И вот…

— Понимаете, — Федор стал загибать пальцы на руке, — номера всех машин, фамилии получателей, кроме последних, и записки Дранова у меня хранятся, я их надежно припрятал. Думаю, это уже немало.

— А он не спрашивал у тебя об этих записках?

— Несколько раз. И я отвечал, что сразу же их уничтожаю.

— Как же он реагировал?

— В первый раз даже не поверил, а вот совсем недавно был очень доволен моим ответом и похвалил за разумные действия.

— Похвалил… Странно все это, ты прав, очень подозрительно и наводит на весьма грустные мысли. И это здесь, в процветающем хозяйстве, в нашей тихой и славной «Девице». Такие люди, такой размах — и, вероятно, обыкновенное наглое воровство. И у кого?