В Хижняк - Конец черного лета

С того дня прошло несколько лет. И уже скоро Федору предстояло встретиться со свободой. Но теперь перед ним встала зловещая фигура Паука. После длительных колебаний Завьялов вышел из его «семьи». Ушел спокойно, не хлопая дверью, сказав им на прощание: «Мне не подходят ваши законы». И вот сейчас они решили ему отомстить.

«Ты хочешь меня „опустить“..? Не выйдет, Паук. Не тот случай. Я и сам…» Прервав свои мысли, Федор вскочил с койки, сорвал с гвоздя полотенце и побежал по длинному коридору к умывальникам. В это утро завтрак с его традиционной лагерной похлебкой почему-то затянулся. Столовые залы гудели, как трубы в колонистской котельной. Зеки тарабанили по столам мисками и ложками, отборной руганью и криками подгоняли дежурных, стоявших у окна раздачи пищи в очереди за пшенным супом. Особенно бесновались те, кому почему-то не хватило хлебного пайка или досталась лишь суповая жижа.

— Надень ему бачок на тыкву, — орал кому-то здоровенный парень с прямо-таки выдающимся кадыком, лихо размахивая черпаком.

— Гупните его хорошенько, хлопчики, пусть быстрее обертается, — натравливая на одного из дежурных своих соседей по столу, кричал «штрычек», еще не успевший даже снять с узкой бритой головы помятую шапчонку с козырьком. И «хлопчики» гупнули медлительного дежурного, вызвав этим радостное ржание у окружающих.

Протискиваясь сквозь толпу орущих и бранящихся людей, Федор неожиданно оказался лицом к лицу с Пауком. И тот хрипящим, с присвистом голосом, проговорил: — Сегодня с тебя получать будем. Готовься, академик, за все получать будем.

Так они стояли, в упор глядя друг на друга. Федор, сощурившись, спокойно ответил:

— Тебе еще никто не говорил, что если человек дурак, так это надолго? А, Паук?

Завьялов вышел на плац, где после завтрака заключенные строились для развода на работу. Но в это утро он не пошел в цех. Медленно, думая о чем-то своем, Федор поднялся еще на один этаж и застыл у чердачного окна. Отсюда открывалась панорама свободной земли, по которой ходили свободные люди. У Федора защемило под ложечкой, спазматический комок сдавил горло. Завтра у него и этой возможности не будет — хотя бы просто видеть землю за железными воротами. Нет, не завтра, уже сегодня.

— А, вот ты где, — раздался голос за его спиной. Федор оглянулся. Шаланда, уставившись на него зелеными кошачьими глазами, оглушительно громко грыз черный сухарь.

— Пошли, Паук зовет, — сказал он с деланым равнодушием.

— Не велик пан. Сам придет, если прижмет.

— Как знаешь, — Шаланда кинул в рот остатки сухаря и направился к двери. На пороге он остановился, какой-то миг стоял, обращенный спиной к Федору, а затем резко обернулся: — Труба твое дело, земляк.

И каким-то особым способом цвиркнув слюной сквозь верхние зубы, вышел вон.

Федор, медленно потерев ладонью лоб, обвел, казалось, отсутствующим взглядом коридор. И нашел то, что ему было нужно, — кусок трубы, оставленной сантехниками после ремонта. Он с облегчением вздохнул, положил трубу на подоконник и стал к нему спиной. Федору казалось, что он спокоен, но тело била предательская мелкая дрожь. Чувства страха не было, хотя он хорошо знал, что это такое — «будем с тебя получать». Почему-то вспомнились беззаботные игры на пустыре и шумный школьный класс, и случайно встреченное на улице кареглазое существо в легком платьице, и дедовская красавица-черешня. Вспомнились и тут же были вытеснены другими образами и чувствами: допросы, этапы, решетки на окнах и дверях, тюремные будни, разношерстный лагерный люд… За какие-то мгновения все это пронеслось-прокрутилось в его памяти, и затем также мгновенно и исчезло, уступив место трезвому и холодному спокойствию — он ждал.

И они появились через несколько минут. Впереди, широко расставив ноги, шел Паук. Не дойдя до Федора, он остановился.

— Снимай портки, гнида, — рявкнул он и подался вперед.

— Сволочь ты, Паук. Жалею, что не пришлось завалить тебя на свободе.

Паук медленно приближался. Федору были видны его налитые кровью и ненавистью глаза, редкие торчащие наружу и желтые от чифиря зубы, бледный шрам возле правого уха. И вдруг это лицо исказилось страшной гримасой, раздался душераздирающий крик. Завьялову показалось, что кусок трубы вошел в голову Паука. Он рванул трубу и ударил еще раз. Паук медленно валился, судорожно хватая воздух руками. А четверо его друзей стояли неподвижно. И Федор пошел на них. Он скорее прохрипел, чем произнес: