Александр Ольшанский - Китовый ус

Мужчинам следовало показывать свою независимость в поступках, выдержку и самообладание, а молодым женщинам нравилось видеть его ласковым и вечно мурлыкающим. Старухи ничего этого не признавали, по крайней мере те, что встретились ему на жизненном пути. Они были способны уважать лишь за чистоплотность и безупречное исполнение кошачьих обязанностей.

Все люди искали в повадках кота что-нибудь свое, близкое и родное, а ему надоедало приспосабливаться к их запросам, и чем настойчивей они внушали свои понятия, тем крупнее начинались у него неприятности…

На новом месте кота оставили на ночь во флигеле. Но он не стал заниматься охотой, пока не выяснил, откуда так ароматно пахнет жареной рыбой. По всем признакам — из кухонного стола. Открывать дверцы он наловчился: потянуть когтями на себя, только и всего.

Плотно поужинав, он хотел было вздремнуть, но под столом попискивали мыши, и вообще они вели себя довольно странно — смело выскакивали из норки, и тут только успевай выпускать когти. По всей вероятности, здешние мыши лишь по преданиям прабабушек были наслышаны о кошках, да и то смутно.

Охота выдалась на славу. Задавив с десяток безрассудных зверюшек, кот прыгнул на теплую печку, свернулся калачиком и заснул. Мышей он не ел, разве что в очень трудные времена. А после жареных карпов они совсем не представляли никакой ценности. К тому же нужно было показать старой хозяйке работу.

Утром Старуха открыла флигель и, увидев кучу мышей на полу, ахнула. Она погладила кота и поспешила поделиться новостью с домочадцами. А кот, потянувшись и зевнув сладко, спрыгнул с печки и пошел прогуляться в сад. Встревоженно загалдели на деревьях воробьи и улетели куда-то. Он с сожалением облизнулся: птичье мясо было его давней слабостью.

Между тем Старуха обнаружила пропажу. Кот разгадал ее маневр, когда она, выйдя во двор, умильным голосом подзывала его к себе:

— Кис, кис, кисюнька…

Кот шмыгнул в заросли крыжовника, залег в густом месте, и тут же раздался голос Старухи на более искренней ноте:

— Слопал всю рыбу, паразит проклятый! А я его, стервеца, еще и погладила…

— Была, наверно, открыта, — высказал предположение Хозяин.

— Какое там — открыта!

— Может, вы не помните, тетя, — защищала кота Хозяйка. — Но зато сколько мышей он надавил…

— Насчет этого он мастер, ничего не скажешь, — смирилась Старуха. — Только почему же он не съел их?

— Дурак он, что ли, — засмеялся Хозяин.

Старуха вынесла дохлых зверьков на совке и выбросила их за ограду сада, в овраг.

Кот устроился напротив солнышка. Не дремалось. Где-то во дворе щебетала ласточка. Кот подкрался поближе и с вожделением рассматривал белогрудую, с теплым коричневым ошейничком, птичку, которая, сидя на проводе, поднимала и опускала знаменитый свой хвост и с вдохновением и старанием выводила «чи-чи-чи-чик-чи-ик». Закончив песню, ласточка порхнула под крышу. «А-а, голубушка», — восторжествовал кот и немедленно направился поближе к ней. Он вскарабкался на яблоню, с нее прыгнул на железную крышу, прошелся вдоль водосточного желоба. Ласточки закружились над домом, заголосили. До гнезда кот не смог добраться — оно было где-то внизу, под крышей. Ему только и оставалось, что водить глазами за всполошившимися птицами. На подмогу ласточкам прилетели знакомые уже воробьи, подняли несусветный тарарам.

Старуха вышла на шум, закричала, грозя кулаком:

— Ты куда метишь, бродяга? Куда метишь? Брысь оттуда!

И даже Барбос басом залаял. Не теряя времени, кот двинулся в обратный путь, но под яблоней его подкарауливал пес.

— Кхх! Кхх! — стращал кот.

Не помогало. Пес сидел под деревом и вскидывал голову:

— Ав… Ав…

— Так его, разбойника! Так его, Барбос! — подбадривала Старуха.

Кот метнулся вверх, на самую верхушку яблони, и оттуда следил за собакой. Но псу наскучило бесполезно брехать, и он побрел к флигелю, а кот прыгнул вниз и помчался между кустами смородины за забор.

До самого вечера, пока не пришли с работы молодые хозяева, он не посмел показываться во дворе. Старуха рассказала им о его новой проделке, но ему все простили. Он великолепно ловил мышей.

Хозяйка угостила его рисовой кашей с молоком, после ужина взяла на руки, гладила ему шерсть и почесывала пальцем за ухом. Он мурлыкал, лениво и беззаботно потягиваясь у нее на коленях. И тут стали все выбирать ему кличку. Хозяйка предлагала назвать Пушком, Старуха же просто Бродягой. Хозяину обе клички не нравились, а коту они были уже знакомы. Он перебывал у многих хозяев, его называли и Угольком, и просто Васькой, и Котофеем Васильевичем, и Бароном, и Жучком, и Бантиком…