Святослав Рыбас - Зеркало для героя [сборник]

Нина присмотрелась — «крутилки» устроены просто: деревянный круг на треноге, по кругу запускают жестяную стрелку, она крутится и указывает на выигрыши, разложенные через определенные промежутки, рахат-лукум, мыло, папиросы, вино, консервы.

— Задаточек надо вернуть, князь Грабовский, — сказала Нина крутильщику. — Помните? На Галатской лестнице?

Грабовский взглянул на нее, усмехнулся:

— Это вы? А я искал вас, искал… Где же вы пропадали?

Удивительно, но задаток отдал сразу. Видно, крутил удачно.

У Нины мелькнуло: не попробовать ли? Но сразу возразила себе: это ведь почти дно!

На дно еще успеется.

Она осмотрела всю площадь, побывала в бараке цирка, где висел яркий плакат: «Небывалый во всем Константинополе и во всем мире номер! Женская французская борьба! Участвуют лучшие силы русских — мадам Лида, Галя и Вина!» Перед началом представления вышла полуголая женщина, стала звонить в огромный колокол и кричать:

— Эффенди, гельбурда, урус ханум хорош борьба!

На ее призывы быстро набежали зеваки в фесках, вытаращились на ее могучие груди и голый живот и весело повалили в цирк.

В общем, привольно было на Таксиме русскому человеку. А сколько он мог тут просуществовать — Бог ведает.

Рядом с площадью, во дворе бывших казарм устраивали бега, бой верблюдов, казачьи праздники. Но прибыль была небольшая, публика скучала.

Ни в какие Таксимные предприятия Нина не верила. Единственное, что имело под собой здоровую почву, — это русско-американский гараж и ветеринарный лазарет, где работали несколько десятков беженцев. Да и у французов все автомобили обслуживались русскими шоферами. Только что Нине от этого?

Ее надежды связаны с родным, погибающим.

Из Галлиполи приходили вести о небывалых тяготах и сотнях умерших. Говорили, за декабрь и январь там похоронили двести пятьдесят человек. Говорили и о чуде возрождения, однако мало кто верил в подобные геройские сказки, все давным-давно пресытились таковыми.

Наоборот, в русских газетах, приходивших сюда из Европы, Галлиполи изображалось адом, что, наверное, и было на самом деле.

Выходило, всюду гибель. Здесь — разложение, там — смерть. Вопрос лишь в том, кому что нравилось, либерализм или диктатура.

Однажды Нина и Юлия Дюбуа видели, как в порту чернокожие, одетые во французскую военную форму, разгоняли палками толпу беженцев возле парохода.

— Какой позор! — воскликнула Юлия. — Мы совсем уничтожены. Если б я была мужчиной, я бы ни минуты не раздумывала — в Галлиполи!

Нина вспомнила пропавшего в Севастополе Артамонова. Вот кому повезло! По крайней мере он избавлен от унижения… Но тут же какой-то голос возразил ей, что в Крыму расстреляны десятки тысяч офицеров и гимназистов, что вряд ли он уцелел.

— Ты думаешь, там лучше? — спросила она. — По-моему, нам нигде нет места.

Пришла весна. Зацвели магнолии, олеандры, дикий лавр. Зажелтели бессмертники на склонах холмов.

Из России принесло надежду — восстал Кронштадт, в Петрограде и Москве идут забастовки. В «Информационном листке 1-го Русского Корпуса» печатались сообщения о других восстаниях и страшном голоде.

В штабе корпуса велась штабная игра на тему высадки десанта в Крыму.

Казалось, теперь уж скоро! Родина ждет…

Пауль возвращался из города по узкоколейке. Мулы тянули вагонетки, стучали на стыках колеса, солнце припекало голову. Пауль смотрел на стайку белых бабочек, вившейся над брошенной у насыпи ржавой колесной парой и грезил весенней, полной желтых и красных тюльпанов степью. Из степного миража выплыл Войсковой собор, мелькнуло бледное, с круглым подбородком и толстыми усами лицо атамана Каледина, потом Пауль увидел смуглую, короткостриженную гимназистку Маргариту, или, как она себя называла, юнкера Васильцова. Вот Пауль в купе поезда, Рита спит, и он склоняется над ней, хочет поцеловать — и вдруг с болью вспоминает, что ее давно уже нет, что она — только видение.

Пауль открыл глаза, хмуро посмотрел на сидевшего напротив вольноопределяющегося с перевязанной шеей, словно тот мог проникнуть в его грезы.

— Мы, случайно, не знакомы? — приветливо спросил вольноопределяющийся и признался. — Отряд Чернецова под Лихой, а?

— Нет, — ответил Пауль.

— Прошу прощения, — извинился сосед. — Мне показалось.

Проехали несколько минут, и вольноопределяющийся сказал:

— Домой хочется! Сны совсем замучили… Черт знает что, даже снится, как пахнет полынок.