Святослав Рыбас - Зеркало для героя [сборник]

Но Кутепов поставил их на место. Он дал понять, что ни уступит ни пяди.

Он отвечал за все — за честь, хлеб, здоровье, дух. Он должен был сохранить людей, а для этого — поднять их дух, не боясь смерти. Как офицер он знал, что сила духа должна проходить испытания.

Двадцать пятого января в день Святой Татьяны был парад. К нему готовились давно, собирались провести на Крещение, но помешали сильные дожди, расквасившие глинистую землю. Теперь погода наладилась, тучи развеялись.

Для всех было ясно: парад — это торжество русского духа, не сломленного чужбиной и бедой. Еще солдаты стояли «вольно» и офицеры одних полков добродушно разглядывали офицеров других полков, но с первого взгляда на эти бодрые войска было видно, что они верят в себя.

На солнце выделялись расчехленные знамена — и старые, императорских времен, с тусклыми кистями и потертой парчой, и новые, времен гражданской смуты, с георгиевскими и николаевскими лентами.

Впервые Пауль видел столько знамен. От них веяло славой Бородина, горечью Севастопольской обороны, геройством Персидской войны, Хивинского похода, войны с турками за освобождение братьев-славян. Рухнувшая, мертвая слава, привезенная в Галлиполи, смотрела со старых полотнищ.

Пауль вспомнил родной Новочеркасск, памятник Ермаку на Атаманской площади, и голос матери будто сказал ему: «Сыночек, как далеко ты от нас».

— Смирно, на караул! — раздалась команда.

Ударили литавры и барабаны, запели трубы. Под звуки оркестра знамена внесли в палаточную церковь, откуда полились песнопения.

Звуки молитвы и мысли о родине объяли душу Корпуса.

Богослужение завершилось. Из церкви вынесли иконы, митрополичий крест и хоругви. Среди ярких, белых, зеленых и красных риз выделялся весь в черном монашеском облачении дьякон.

Греческий митрополит Константин в красной сияющей золотом мантии и обсыпанной драгоценными камнями митре благословлял полки небольшим хрустальным крестом.

За духовенством несли знамена. Пауль смог прочитать на одном развернувшемся полотнище «…подвиги при Шенгра…»

«Шенграбене! — понял он. — Это Багратион».

И почувствовал, что виноват перед матерью, перед этим изгнанным из России знаменем.

За знаменами шел Кутепов, начальник штаба генерал Штейфон, генералы, французские офицеры, греческий губернатор и два турка, один в красной феске, другой в белой чалме.

Заиграли «Коль славен». Пауль взял под козырек.

Потом Кутепов обошел фронт, построенный «покоем», здоровался с частями.

Торжественно-медленно несли знамена. Пауль все старался поймать взглядом ту надпись, чтобы дочитать до конца, но вместо нее попадались все новые и новые — «За переход через Балканы», «За поражение турок при Ахалцике», «За взятие штурмом…»

Скомандовали:

— К церемониальному маршу!

Начался долгожданный парад. Части проходили стройными колоннами. Винтовки твердо лежали на плечах солдат. Офицеры четко салютовали.

Перелом наступал во всей жизни Корпуса. Вслед за организацией детских садов и гимназии были организованы различные технические курсы и даже академическая группа, где преподавались науки по университетскому курсу. Всего училось шесть тысяч человек.

Одни учились агрономии, другие электромеханике, третьи правоведению, и все надеялись, что за возрождением духа России наконец устроится настоящая жизнь.

Корниловцы пели на поверке:

Но эта песня времен Ледяного походам не выражала нынешних чувств. Вчерашние гимназисты искали новых возвышенных слов, подолгу засматривались на северо-восток, ища в бело-розовых башнях облаков какой-нибудь знакомый образ.

Приближалась весна. Дурманил запах теплой земли. В голубоватой и фиолетовой дымке тянулись равнодушные горы на том берегу. Кричали чайки.

Многих тянуло писать стихи. Пауль тоже сочинил:

Артамонов прочитал — одобрил. И взводу понравилось, каждый видел подобные сны. Но дальше взвода поэтический дар Пауля не прославился, потому что в роте Гридасова был настоящий поэт Иван Виноградов, и его стихи все знали наизусть.

Виноградов читал стихи в палатке офицерского собрания, ритмически махая рукой: