Давид Гроссман - Как-то лошадь входит в бар

Публика сдержанно смеется.

– Нет, серьезно, я даже думаю предложить следующее: подобно тому как газеты публикуют рецензии на телепередачи или отзывы о ресторанах и кафе, нужно печатать и отчеты о том, как в скорбящих семьях проходит шива́ . Почему бы и нет? Человек каждый день посещает разные семьи, где скорбят по ушедшим, а затем пишет отзывы, как проходила шива́ , какова общая атмосфера, рассказывали ли, к примеру, пикантные истории о покойнике, как ведет себя семья, возникают ли уже конфликты из-за наследства, легкие закуски какого качества предлагали и есть ли вообще заинтересованность публики в состоявшейся церемонии…

По залу прокатывается смех.

– И раз уж мы пришли в такое расположение духа: знаете историю об одной даме, которая пришла в зал, где покойников готовят к погребению, и сказала, что хочет видеть своего мужа перед тем, как того предадут земле? Служитель показывает, и она видит, что муж одет в черный костюм. Нет, нет… Эта история не про евреев, – он поднимает вверх указательный палец, – это переведено с одного из христианских языков. Женщина плачет: «Мой Джеймс так хотел, чтобы его похоронили в синем костюме!» Служитель говорит ей: «Видите ли, госпожа, мы всегда хороним наших дорогих покойников в черных костюмах, но, пожалуйста, приходите завтра, посмотрим, что можно сделать». Назавтра она приходит, и служитель показывает Джеймса в потрясающем синем костюме. Женщина благодарит тысячу раз, спрашивает, как же ему удалось достать именно такой изумительный костюм. Служитель отвечает: «Возможно, вы не поверите, но примерно десять минут спустя после того, как вы ушли отсюда, прибыл еще один покойник, приблизительно одинаковой комплекции с вашим мужем, и на нем – синий костюм. Его жена сказала, что мечта мужа – быть похороненным в черном костюме». Отлично, вдова Джеймса еще раз благодарит любезного служителя, ее охватывает волнение, она заливается слезами, оставляет солидные чаевые. «Вот и все, – говорит служитель. – Все, что мне оставалось, – это поменять головы».

Публика смеется. Публика возвращается к жизни. Публика злорадствует по поводу бритоголового мужчины, понапрасну поспешившего покинуть этот весьма удачный вечер. «Всем хорошо известно, – говорит своему спутнику женщина за соседним столиком, – он разогревается медленно».

– А я… вся эта поездка начинает сводить меня с ума. Голова пылает от мыслей, я перемалываю и перемалываю, полная ба́лбала [110] Ба́лбала – душевное состояние полной неразберихи, тревоги ( сленг , от ивр . «бильбу́ль» – «путаница», «беспорядок», «замешательство»). , от обилия мыслей я уже сам себя не воспринимаю. Вам ведь знакомо состояние, когда мысли суматошно и беспорядочно носятся в голове перед засыпанием? Я перекрыл газ или не перекрыл? Все, выхода нет, необходимо запломбировать верхний зуб! Как она поправила бюстгальтер в автобусе! Создала мне настроение на весь день! Иоав, ешкин сын, сказал: «Выплата – текущий месяц плюс девяносто дней». Поди знай, буду ли я здесь вообще через девяносто дней. Может ли глухой кот поймать немую птичку? Возможно, это даже хорошо, что никто из моих детей на меня не похож. Что они себе думают, рубят деревья без наркоза? Можно ли водителю из Погребального братства наклеить на машину наклейку: «ПРИВЕТ ЕЩЕ ОДНОМУ ДОВОЛЬНОМУ КЛИЕНТУ»? И почему судья удаляет с поля нападающего Бенаюна за десять минут до конца матча? Можно ли написать объявление: «Довале и Жизнь отныне квиты»? Ей-богу, я не должен был есть этот мусс…

Публика смеется. Сконфуженная, сбитая с толку, но смеется. Кондиционер, усталый и дребезжащий, вдруг втягивает в зал запах скошенной травы. Кто знает, с какой далекой звезды он донесся? Я вдыхаю в себя этот запах и почти пьянею. Меня захлестывают воспоминания о маленьком доме детства в Гедере.

– Водитель молчит. Молчит минуту, другую… сколько он может молчать? И тут он начинает снова, да так, словно мы уже давно разговариваем. Знаете таких одиноких типов, которым не с кем словом переброситься, бобылей? Они пылесосом вытянут из тебя слово, ты их последний шанс, после тебя – только светофоры на переходах для слепых. Скажем, сидишь ты в поликлинике в семь утра, ждешь медсестру, которая берет анализы…

Публика подает ему знак, подтверждая, что подобное переживание ей знакомо.

– Ты вообще еще не проснулся, еще не выпил первую чашку кофе, а у тебя поднимается веко над левым глазом, и лично ты хочешь только, чтобы тебя оставили в покое, дали умереть. Но тут старик рядом с тобой, с расстегнутой ширинкой и всем своим сервизом наружу, с баночкой черной мочи для анализа в руках… Между прочим, доводилось ли вам обращать внимание на то, как люди ходят в поликлинике со своими анализами?