Михаил Енотов - Обыкновенный русский роман

— Да, но сегодня эта часть Большой России — другое государство.

— Ну ты уж определись: ты либо за Большую Россию, за империю, либо за «Ресурсную Федерацию» и беловежскую химеру.

— Слушай, старик, я не хочу состязаться в красноречии.

— Дело не в красноречии, а в банальной логике. Ты же поддерживаешь присоединение Крыма?

— Ты знаешь, что да. Само собой.

— Ну так ведь мы уже вторглись на территорию другой страны. Если бы кто-то хотел развязать мировую войну, сasus belli для этого уже создан, и он железобетонен. Россия давно вмешалась в конфликт, только отказывается это признавать. Никак не пойму, почему русских Крыма стоило защитить, а русскими Донбасса можно торговать.

— Донбасс и Крым — совершенно разные вещи.

— Разные в чем? В том, что в Крыму были «вежливые люди»? Но ведь и на Донбассе уже присутствуют наши регулярные войска — слышал про «отпускников» и «северный ветер»? Вся разница только в воле к воссоединению — в одном случае она была, в другом нет. И теперь ее отсутствие пытаются объяснить какими-то «хитрыми планами Путина» и геополитической необходимостью.

— Допустим, все так. Но если наверху не было воли, то что мы могли изменить?

Признаться, я и сам не раз себя об этом спрашивал. И рассудок всегда отвечал: «Ничего», — в то время как совесть укоряла за саму постановку вопроса. Я начал злиться. На себя, на Игоря, на Россию, на это позорное время.

— Что за дурацкий вопрос?! Делай, что д о лжно, и будь, что будет, — выпалил я. — Иуда тоже не мог ничего изменить, но разве это его оправдывает?!

— Вот любишь ты эти эффектные сравнения… О, теперь, действительно, третья, — с носа Игоря упала капля. — Пойдем, освежимся.

Он вышел, а я остался — посидел еще с полминуты — просто чтобы не идти с ним вместе, выказать непримиримость. Когда я вошел в предбанник, кромешники прохлаждались там в полном составе. Кто-то достал шашки и играл в «чапаевцев», кто-то включил на телевизоре караоке и шутливо распевал «На сопках Маньчжурии», кто-то демонстрировал умение пить из бутылки с локтя, «по-гусарски», кто-то боролся на полотенцах, подобно татарским батырам на сабантуе, кто-то валялся в кресле и разглядывал найденный под холодильником журнал «Флирт». Я обвел товарищей взглядом, а потом спросил с вызовом:

— Парни, а вам не кажется, что мы похожи на ролевиков? — некоторые обратили на меня внимание, некоторые были слишком заняты досугом. Не дожидаясь какого-либо ответа, я продолжил: — Придумали себе легенду, наряжаемся в костюмы, бегаем по лесам, ритуалы какие-то проводим…

— А давайте играть в олимпийских богов! — весело откликнулся Мартын. — Я Аполлон! — он потянулся к горшку с комнатным деревом и, сбросив полотенце, прилепил к паху зеленый лист. Все засмеялись. Мартын вообще был тот еще шутник — иной раз я многое был готов отдать за то, чтобы увидеть его лицо, когда он держал у виска незнакомого человека антикварный револьвер с одним патроном в барабане и нажимал на спусковой крючок.

— Браво! Знаете, я предлагаю нам переименоваться. Из кромешников в скоморошников. И логотип новый сделаем: петух с балалайкой и дудкой. Татуировки несложно будет исправить.

— Тише, — прошипел Игорь, зыркнув на меня со всей строгостью.

Вообще-то, у нас были правила — никогда не говорить о кромешных делах:

1) при посторонних (то есть при хотя бы одном человеке без «клейма»),

2) в публичных местах (то есть таких, где существует сама возможность появления посторонних),

3) с использованием средств связи (то есть по телефону и через интернет, включая электронную почту, соцсети, скайп и разные мессенджеры).

— О да, у нас ведь все секретно, — иронизировал я.

Парни стихли и несколько напряглись, глядя на меня и пытаясь понять, дело идет о пьяной шутке или о чем-то посерьезнее.

— Всё готовимся Родину спасать. Романтично, согласен. Только на деле — какой-то маскарад. Казаки-разбойники. На Донбассе люди кровь проливают, а мы… а мы героически ждем — пока История нас призовет. Как вы себе это вообще представляете? Спустится шестикрылый серафим и скажет: «Восстань пророк»? Или, может, Путин ночью позвонит: «Просыпайся, пошли мочить врагов в сортире»?…Знаете, когда разрабатываешь героя в сценарии, надо ответить на два главных вопроса: «чего он хочет» и «что он для этого делает». С «хотелками» у нас более-менее ясно, а вот с действиями — как-то не очень. Может, мы не герои, а так — статисты? Я, помнится, на первом курсе этим делом подрабатывал, и знаете, в массовке каждый второй считает себя потенциальной звездой. И всем с гордостью рассказывает: «Я снимаюсь в таком-то фильме», — а его, беднягу, за весь фильм три секунды видно, да и то на дальнем плане со спины в расфокусе…