Аньес Мартен-Люган - Однажды я станцую для тебя [litres]

Пусть он как был скрытным, так и остался, все равно я чувствовала, что сегодня вечером выиграла битву. Заставить его в течение нескольких секунд сначала улыбнуться, а потом и засмеяться было сродни чуду. И мне это нравилось. Вскоре я тоже легла. На душе у меня было легко, и я быстро уснула. Увы, среди ночи меня, как всегда, разбудил скрип лестницы под ногами Элиаса. Я услышала, как он вышел в сад, и мне стало жаль его, потому что найти покой ему не удавалось.

В следующие дни установился некий рутинный порядок. Каждое утро мы с Элиасом вместе завтракали на террасе, причем он по-прежнему обходился одним только кофе. И каждое утро я едва сдерживалась, чтобы не спросить его о причинах бессонницы, ведь по ночам я слышала, как в два часа он спускается в сад. Иногда я открывала глаза, когда он возвращался в свою комнату незадолго до рассвета, но чаще спала в это время как убитая. По утрам мы говорили о том о сем, обо всяких пустяках, он рассказывал о работе на участках, где Матье расчищал лес, я – забавные истории о своих клиентах: они его веселили, он улыбался, иногда даже смеялся. И ни разу ни словом не обмолвился о том, кто он такой, как жил раньше, откуда приехал. Наш ритуал всегда оканчивался одинаково: он поднимался, шел на кухню, мыл свою чашку, возвращался на террасу, желал мне хорошего дня и исчезал. Мне нравились эти утренние встречи, начало дня в его компании.

Наше странное сосуществование под одной крышей было настолько приятным, что я стала бояться момента, когда он объявит о своем отъезде. Но ведь однажды такой день наверняка должен был наступить.

Вечером он возвращался, естественно уже где-то поужинав, и обязательно спрашивал меня, удачным ли был день, после чего закрывался в танцевальном зале и выходил из него, только когда я выключала свет и шла спать. И я безмятежно опускала веки, успокоенная его присутствием в усадьбе. Возможно, потому, что у него была своя, особая манера проявлять внимание.

Всякий раз, когда мои гости уезжали на очередную экскурсию или прогулку, я поднималась в комнату к Элиасу, садилась за стол и приступала к чтению. Он с каждым днем становился все откровеннее в дневнике и подробно рассказывал о своей жизни в “Бастиде”, которая как будто шла ему на пользу. Он ценил меня, но оставался настороже, его преследовало пережитое, но об этом он по-прежнему умалчивал.

Сегодня вечером я ужинал с Ортанс. Я утратил бдительность, мне было хорошо, хотелось довериться ей, о многом рассказать. Однако это бессмысленно, и я вообще на это не способен, лучше уж отводить душу в тетради. Не буду врать, с ней приятно проводить время, она красивая, мягкая, а в ее взгляде мелькает волнующий надлом. Смерть родителей наверняка оставила в ее сердце незаживающую рану. Она как будто все время хочет от чего-то убежать. Ну да, кто бы говорил! Я подумал, что мне было бы гораздо легче пережить последние месяцы, если бы рядом со мной была такая женщина, как она. Вместе с ней я бы, возможно, справился. Вот только ни одна из женщин, которых я встретил, когда занимался медициной, не была готова к предложенным мной условиям существования. Могу их понять. Кому нужен мужчина, который лишь изредка мелькает дома, посвящает все свое время другим и, как правило, не возвращается раньше девяти вечера? И какая женщина готова согласиться с особым положением жены врача? До сих пор помню предостережения человека, открывшего мне мое призвание, вызвавшего желание жить так, как это призвание велит. Он мне сказал: “Когда у тебя появится жена, огради ее от своих пациентов: они захотят с ней общаться и при этом неизбежно замучают своим любопытством. Защити ее от сплетен и т. п.”. Я успел с этим столкнуться. Единственный раз, когда я сблизился с незамужней женщиной, все взоры устремились на нас, на меня. Старушки записывались ко мне на прием с единственной целью – узнать, как у нас продвигаются дела. Невыносимо ощущать, что за тобой постоянно следят, даже если это делается из лучших побуждений. А еще они любили заниматься сватовством: вызывали врача на дом, но их недомогание оборачивалось ловушкой: случай – мастер на все руки, если юная племяшка ухаживает за своей старенькой больной тетей. Я стал чемпионом мира по ускользанию от попыток заарканить меня. А те женщины, с которыми я знакомился в поездках или на отдыхе, странным образом утрачивали ко мне интерес, стоило им узнать, где я живу и чем занимаюсь. В конце концов я к этому привык, хотя мечтал совсем о другом…