Аньес Мартен-Люган - Однажды я станцую для тебя [litres]

– Э-э-э… ты спрашиваешь, где я?

Я едва ли не видела, как мысли на бешеной скорости вращаются в его голове; он ведь всегда все предусматривал, все наши свидания были заранее запланированы и обеспечены легендой, а сегодня он действовал импульсивно, придя вечером проведать меня. Мне захотелось заорать, сказать, что я здесь, вот она я, что я существую. Его растерянность продлилась недолго, голос стал гораздо мягче, вернулось хорошо знакомое мне самообладание.

– У меня деловая встреча. Не в офисе… нет, я не вернусь на работу после нее… Хорошо, сразу позвоню тебе из машины, я скоро освобожусь.

Он нажал отбой.

– Мне пора.

– Я не глухая.

Он закатил глаза и надел пиджак, потом подошел ко мне и раздраженно вздохнул:

– Ладно…

– Спасибо, что пришел. Не опаздывай из-за меня. Хороших тебе выходных.

Он поцеловал меня в лоб.

– Не думай, что мне легко, – прошептал он.

Его самоуверенность, эгоцентризм и полное отсутствие понимания с его стороны просто-напросто парализовали меня. Перед тем как закрыть за собой дверь, он окинул меня хмурым взглядом, от которого я похолодела.

– До понедельника.

Я услышала, как он быстро сбегает по лестнице. Я откинулась назад и, помогая себе здоровой ногой, свернулась калачиком и уткнулась лицом в подушку. Это не Эмерик, он не в себе, вот и все, что я могла придумать. Что на него нашло? Наша романтическая поездка случилась всего пару дней назад, но мне казалось, что сегодня я разговаривала с другим человеком. Мне была непонятна его жестокость. Если в двух словах, он считал меня виноватой в том, что произошло. Впервые за три года я отчаянно нуждалась в его поддержке, пусть и самой незначительной, в том, чтобы он был со мной, рядом, а он, как выяснилось, на это не способен. Этот незначительный эпизод показал, что мне нечего ждать от него, и, боже ты мой, как же это было больно, гораздо больнее, чем разрыв связок, – на эту боль, в конце концов, я могла наплевать. Ущербность наших отношений ошеломила меня. Да и существуют ли они в реальности, эти отношения? От острого чувства одиночества я задохнулась. Мои глаза блуждали в пустоте и неожиданно остановились на фотографии родителей, стоявшей на ночном столике. Я смотрела, как они улыбаются в объектив, и у меня подкатил комок к горлу, я каждый день скучала по ним, но сегодня тоска была сильна, как никогда, по щекам покатились слезы, с которыми я не могла справиться, настоящие слезы тоски и страха, тяжелые, заливающие лицо, оставляющие на нем соленые дорожки, первые по-настоящему освобождающие слезы. Я была готова все отдать, лишь бы снова стать маленькой девочкой с разбитой кровоточащей коленкой, которая только что упала во дворе “Бастиды”, а в ее ране застряли кусочки гравия. Мне хотелось вновь пережить эти ощущения. Мама усадила бы меня, рыдающую, на стул в кухне, вышла бы на минуту и тут же вернулась с ватой и перекисью водорода, я бы крикнула своим детским голоском: “Не надо, мама, будет щипать!”, папа бы присоединился к нам с кларнетом в руках и принялся играть, мама бы потерпела музыку несколько минут, а потом отчитала папу: “Хватит, дорогой, а то она опять начнет танцевать”. И именно это я бы и сделала: спрыгнула со стула и затанцевала вокруг стола, словно принцесса, которой мечтала быть, и даже не заметила бы, что мама успела обработать разбитую коленку. Мне хотелось очутиться вместе с ними, в нашем доме, и тогда вечером после падения мама уложила бы меня в постель, а я бы уютно зарылась в простыни. Родители занялись бы моим лечением и напоили целебным лекарством от сердечных ран. А теперь в качестве волшебного бальзама мне остались лишь воспоминания о них. Но этого было недостаточно, чтобы забыть о том, что я обречена на долгие недели без танцев и что мне страшно, как бы окончательно не разорвалась протянувшаяся между мной и Эмериком нить любви, природа которой лежала вне пределов моего понимания.

Сандро и Бертий заявились в воскресенье вечером с полными руками – покупки, вкусные блюда, приготовленные Стефаном, и бутылка отличного красного вина. Они не позволили мне встать и сами накрыли стол. Я была очень рада их видеть, поужинать вместе с ними – они выдернули меня из потока депрессивных мыслей, хотя мне пришлось изрядно постараться, чтобы они ничего такого не заметили. За ужином я сначала веселила их рассказами о безумном профессоре, потом они тоже смешили меня какими-то забавными историями. В какой-то момент я заметила, что Бертий наблюдает за мной.