Арина Обух - Муха имени Штиглица [litres с оптимизированными иллюстрациями]

«Нет, не женится… Ему со мной скучно», – подумала бабочка. И прокралась за ним в кабинет. Он уже сидел перед экраном, в котором ему улыбалась рыжая девушка.

– Как твоя бабочка?

– Ужасно. Она чувствует себя здесь хозяйкой. Она заполонила собой всё пространство. Я не могу работать, мне мерещится, что она всюду, и я боюсь на неё наступить. Мне приходится снимать паутину с её лапок… И где она её находит? А главное, непонятно, с кем её оставить, когда мы поедем в Венецию.

– А мы всё-таки поедем в Венецию? – недоверчиво спросила девушка.

– Конечно, поедем.

– Только нужно ехать туда зимой. Зимой там очень красиво.

– Хорошо, а летом – в Крым.

– А ты уже нашёл работу? Или собрал листья с деревьев?

– Я взял кредитную карточку в банке.

– На самом деле ты собираешь листья с деревьев и расплачиваешься ими. И самое интересное, что у тебя принимают, – рассмеялась девушка.

– Так, – строго сказал он. – Ты едешь в Венецию или нет?

– Конечно, еду. У меня ведь тоже полные карманы листьев. Мы всё время куда-то едем. По-моему, только вчера мы с тобой спустились с Альп. Или это был Нижний Новгород, ты не помнишь?

– Если я всё успею к концу недели, мы обязательно поедем в Венецию.

Бабочка верила каждому его слову и переживала: «Что же будет со мной, когда они уедут? А как же его слепая жена? А Кукушка? Она ведь так верно служит ему…»

Интересно, что такое Венеция? Наверное, тоже райское место…

Была уже ночь. Она ходила по книжным полкам, залезала в распахнутые страницы, блуждала между слов… Вся его комната состояла из слов. Она с ужасом посмотрела на чемоданы, стоящие друг на друге, – из них тоже торчала бумага. В Венецию собирается, подумала бабочка.

Бумаги казались ей снежными сугробами. Она забралась в самый большой и уснула.

…Утром среди своих бумаг он увидел сухой лист. Взял его в руки и бережно, словно боясь разбудить, пошёл на балкон. И положил в самый пыльный и мягкий угол. Закрыл дверь.

«Он просто устал обо мне заботиться», – подумала бабочка.

– Я три дня кормил её апельсинами! Когда я её нашёл, она просто подыхала, ты понимаешь?! Я подарил ей эти три дня.

– Хочешь сказать, она провела их в раю?

– Да, именно это я и хочу сказать. Я думал о ней каждую минуту. Но она всё время вырубалась. И вообще…

– Она умерла?

– Не знаю. Я думаю, она улетела.

– В феврале? – спросила рыжая бабочка, живущая в скайпе.

Февральские бабочки. Миллионы бабочек. Они забрали себе всё небо. Кто-то оседал на деревьях. Проводах. Крышах. Воротниках прохожих. Дети ловили их языком. Кто-то снова залетал в окна, не затянутые сеткой.

«Я убил её. Нет. Я кормил её апельсинами. А потом она улетела».

…Летом к нему в окно залетали и другие бабочки. Он ловил их и отпускал на волю. Иногда фотографировал и отпускал. Давал им жизнь. Просто раскрывая ладони.

Однажды, разбирая балкон, он нашёл её крылья. Узоры, когда-то напоминавшие карту-атлас, уже не были видны. Они рассы́пались в его руках, как сусальное золото у неумелого мастера.

Но она ещё долго оставалась этой мыслью в блокноте: «Обязательно написать о том, как мы ходили…»

Собственно, и теперь это стало совершенно очевидно, именно она, эта февральская бабочка, приземлившись на его раскрытый блокнот, стёрла своей мокрой пыльцой его мысль.

Она виновата. Тварь.

– Ку-ку, ку-ку!.. Всё готово.

Что бы он ни делал, всё у него выходит по-егоровски. Попав однажды в Егорову жизнь, человек выбегает из неё с огромной сумой.

А в ней – мечты Егора, его планы на будущее, весь груз прожитых и непрожитых дней и воспоминание о том, что у Егора остался пистолет.

Да, у Егора был пистолет. Перед тем как уехать от него, любимая девушка всю ночь проплакала – представляла, как он прострелит себе череп. Вернее, как он будет целиться в голову, но по-егоровски промахнётся – и попадёт в шею. Вот так: много крови и он носится по дому как курица с оторванной головой. Эту страшную картинку девушке тоже придется положить в сумку-суму и забрать с собой.

Пока он спал, она всё представляла его самоубийство. Дело в том, что она поняла фразу «я жить без тебя не смогу» буквально.

Но Егор имел в виду этот конкретный момент: сейчас, сегодня он не сможет без неё жить. Потому что сегодня – Новый год. А он не любит праздновать Новый год один.

Но он всегда праздновал Новый год один.

И всегда не любил.

Утром он посадил плачущую девушку в электричку. Она уезжала, но в мыслях она уже ехала обратно на его похороны.