Арина Обух - Муха имени Штиглица [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Кариатиды слушают это всё по сотому кругу – такая судьба кариатид: держать небо, взирать на мир и слушать.

Мы тоже слушаем.

Перерыв заканчивается. Зоя улетает на свою постановку.

Таисия и Ника тоже возвращаются на свои места.

Сейчас они поправят причёски и будут держать небо.

– Запомните: главное в вашей жизни – это композиция. Не будет композиции – ничего не будет. И птиц не будет. Где тут птица? Покажи.

– Вот она, – Ася показывает на маленький фиолетовый комочек света, который едва проглядывается сквозь железные прутья птичьей тюрьмы.

– Такая большая клетка для такой маленькой птички?!. Нет, это никуда не годится. Ты своё задание помнишь? «Портрет птицы», а не «Портрет клетки».

На полу разложено множество студенческих эскизов: «Портрет рыбы», «Портрет муравьеда», «Портрет осьминога», «Портрет броненосца без брони» – скоро все эти рисунки станут гобеленами. А Асина птичка всё никак не вылетит из клетки.

– Ася, скажи на милость, ты почему всё время опаздываешь?

Ася разводит руками, как бы показывая, что она во власти обстоятельств непреодолимой силы.

– Работаешь, наверное? Работа – это хорошо, но тебе надо институт закончить.

Ася кивает и собирает всех своих птиц обратно в чёрную папку. Вчера в кипящей кастрюле с фиолетовой краской Ася красила пряжу и окунула туда же свой белый свитер. Теперь она сама как фиолетовая канарейка.

Ася смотрит на часы, поспешно накидывает на плечо свою чёрную папку, похожую на огромное воронье крыло, и улетает.

Взмах – и Ася на кладбище.

В мастерской стоят мраморные и гранитные плиты – ждут своего часа… Или – часа тех, кто ещё живёт и пьёт целебные капли, а за окнами уже шумят копачи – Семён и Рома. Иногда к ним присоединяется дождь, и они шумят вместе.

Семён – интеллигентный копач, и лишь в плохую погоду он позволяет себе слово «блин». Говорит, что это метеозависимость.

– Дождяра, блин! Рома, блин, лопату ровно держи, блин!..

Эти выкрики напоминают Асе Олега Кузьмича, который тоже ругался с дождём.

Ася приехала в Питер из маленького городка, в котором был всего лишь один художник по надгробным портретам. Но на работу Кузьмич являлся очень редко: пил, грешный, с чертями здоровался. Вот к нему Асю помощником и приставили.

Кузьмич обрадовался подмоге и целый месяц не навещал чертей, а учил Асю гравировке.

– Значит, варежку не разевай, слушай: берём копирку и фотографию покойничка нашего и кладём это дело на плиту. И спокойненько, никуда не спешим, обводим контуры лица, вот та-ак… Теперь снимаем всё, достаём присыпочку и… – Кузьмич набирал целую ладонь какой-то волшебной белой пыльцы и посыпал ею надгробную плиту, затем сметал пыльцу кистью – и на камне проступал лик покойного.

– Видишь? Это волшебство, а теперь начнётся работа, – с этими словами Кузьмич доставал несколько инструментов. – Это «пучки», ими бить надо, точечно, вот так, смотри.

Удар! Удар! Удар! Похоже на непрекращающийся дождь или даже град. Бесконечный звон металлических спиц-пучков о мрамор.

– А ты что думала? Тюк-тюк и готово? Нет, тут сноровка нужна, на этот портрет месяц уйдёт, точно: заказчик попросил ещё корабль нарисовать, моряка дальнего плаванья хороним. В общем, нужно нам с тобой куда-то небесный корабль втюхать… Думаю, вот сюда, сверху, чтобы он по облакам плыл. Ладно, ты пока сама помозгуй насчёт композиции, эскизов поделай, а я на перекур.

Но Ася уже знала, что это за «перекур» и чем он кончится.

Ася была студенткой художественного училища, поэтому пропорции и характер лиц схватывала моментально и гравировку освоила быстро. Основной инструмент для этой работы – смирение. Смирение перед вечностью. Да и Кузьмич на страже:

– Будешь спешить – всё запорешь! Ой, блин, опять дождь за окном!..

У Кузьмича была обида на дождь. И не одна.

Ася осталась в мастерской работать над портретом, ожидая развязки «перекура». Развязка не заставила себя долго ждать: сквозь проливной дождь за окном Ася услышала истошный ор Кузьмича. Она выбежала на улицу, а там никого. Только ор и смех из-под земли.

– Не рой другому яму – сам в неё попадёшь!.. – ржал Кузьмич, валяясь на дне вырытой ямы.

Дело в том, что вся мастерская была уставлена пакетами «на помин души», их оставляли родственники покойных для Олега Кузьмича. И Кузьмич исправно поминал. А ещё время от времени шёл с бутылочкой на «перекур», и как пойдёт – так обязательно в яму провалится.