Наталья Галкина - Квартирная развеска

Ничто так не приучает человека к мысли о смерти, как полярные широты, длящийся полгода полярный день, длящаяся полгода полярная ночь. Недалеко от нас жил один полярник. Он был похож на привидение. Поговаривали, что у него две жены (для полярного дня и для полярной ночи) и любовница (для любых других широт и долгот мира). Когда он здоровался (не всегда, не во все дни года), я побаивалась его призрачного взора. Граница между внутренним и внешним человеком была в нем стерта, как случается это у праведников, гениев, одержимых и безумцев.

Олимпиада Васильевна Владимирская, наша соседка по Комарову, жила в своем белом каменном доме (чем-то неуловимо напоминавшем дома юга) круглый год. Некогда работала она с крупнейшим невропатологом и генетиком Сергеем Николаевичем Давиденковым, была знакома и с дедом моим, патофизиологом Всеволодом Семеновичем Галкиным. Дедом, как многие знакомые с ним дамы, была очарована. «Я однажды Сергею Николаевичу, пожаловавшемуся на головную боль, сказала, что у меня голова не болит никогда. Душенька, отвечал он мне, да чему же у вас там болеть?» Отчим мой, великий нейрохирург Самотокин, весьма разборчивый в своих отношениях с людьми и отчасти, как блестящий диагност, видевший их насквозь, Олимпиаду Васильевну уважал. Я застала ее старой, грузной, она управляла домом, детьми, внуками, невесткой властной рукою Вассы Железновой или одной из женщин Нискавуори. Был момент в ее жизни с предвоенного времени и в военное, когда муж ее (и ее одноклассник) не работал (с эстонской фамилией Ирдт, прибалтийским вариантом немецкого Гердт, лучше ему было сидеть в тишине дома), а ей приходилось держать всю семью, включая старую матушку и няню; да и овдовела она рано, едва успели отстроиться и поселиться в послевоенных Келломяках, Комарове, то есть. После первой блокадной зимы удалось ей вывезти семейство в эвакуацию на Северный Кавказ, да не вполне удачно, там высадился немецкий десант.

В девяностые годы создались у нее сложности с пенсией: была она прописана в Гаграх, где имелась квартира, то ли купленная, то ли вымененная, туда ездили греться летом; поэтому пенсии она не получала, продуктовых карточек (в девяностые звались они «талонами») ей не выдавали, шла грузино-абхазская война, Гагры бомбили. Младшая невестка, всеми любимая маленькая женщина по имени Любовь, рано овдовевшая, как свекровь, держала кур и кроликов, возилась в огороде с картошкой, овощами, клубникою. Потом с большой оказией квартиру в Гаграх продали за гроши.

Дети Олимпиады Васильевны, подобно ей самой, носили ее девичью фамилию, именовались Владимирскими, из осторожности отмежевавшись от звукосочетания Ирдт.

Она мало кому рассказывала о своей семье, о младенчестве своем, в советские годы, особенно с двадцатых по шестидесятые, небезопасные сведения сии держались в тайне. Кажется, был у нее брат, погибший в белой армии.

Дед ее по отцовской линии служил управляющим в петербургском дворце принца Ольденбургского (где ныне располагается Институт культуры, бывший библиотечный, Институт культуры и отдыха, как мухинские студенты говаривали), она была внучка дворецкого; а отец ее помогал принцу налаживать в Абхазии работу учебных заведений. У Александра Петровича Ольденбургского, правнука Павла I, была мечта: создать в Гаграх, самом теплом месте Российской империи, климатический курорт, не уступавший курортам Лазурного берега, русскую Ниццу. В Гаграх осушали болота, высаживая с этой целью пьющие в огромных количествах воду эвкалипты, в чаировом парке сажали пальмы (финиковые с Канар, веерные из Китая, кокосовые из Южной Америки), американские магнолии, гималайские кедры, мексиканские агавы, лимонные и апельсиновые деревья и иже с ними. По аллеям разгуливали павлины, по глади вод плавали лебеди, парковые водоемы представляли собой самоновейшие гидротехнические сооружения, чередующиеся малые и большие пруды, соединенные ручейками. Рай, да и только.

А напротив парка стоял служивший потом десятилетиями эмблемой города блистательный ресторан «Гагрипш», волшебный дом с огромным часовым циферблатом над входом. Дом, построенный в Норвегии из норвежской сосны без единого гвоздя, был куплен принцем на Всемирной выставке в Париже и привезен в разобранном виде в Гагру (или все же — в Гагры?).

И в этом доме, в «Гагрипше», под часами, и родилась малютка, названная торжественным именем Олимпиада; крестным ее стал принц Ольденбургский.