Белла Улановская - Личная нескромность павлина

— Не ходите, вас не пустят! — крикнула Татьяна Левина, догоняя их. — У вас валенки.

— Нас пустят, — строго сказала мать некрасивой девочки, — нам разрешили.

Никто из их класса Сурепку никогда не видел, правда, некоторые утверждали, что она ходит в желтом платье, больше про нее сказать никто не мог, желтый сорняк в однообразном, хорошо обработанном поле, она находилась так далеко, что была безразлична.

Зато все боялись, уважали, любили черную Ксению Алексеевну, завуча начальных классов. Какая она аккуратная, подтянутая, всегда в строгом черном одеянии, наробразовский покрой, как мы ее любим, наверно, и тогда она так же медленно поднималась по широкой лестнице и гимназистки умело здоровались, как это — легким поклоном головы — вот так.

Когда Татьяна Левина вошла в класс и остановилась у дверей для объяснений и оправданий, никто на нее не посмотрел, и она пробралась на свое место.

Происходило что-то неладное, необычное. Длинная Кураева стояла у своей парты и что-то говорила. Вдруг она замолчала.

— Продолжай, — сказала учительница Сироткина.

— Татьяна плохой товарищ и отрывается от коллектива.

— Ты не бойся, — зашептала соседка по парте. — Тебя не арестуют, арестуют только твоих родителей.

Длинная Кураева говорила про нее. Она называла ее полным именем, так, как записано в журнале. Татьяна и то, и это, вдруг она свернула на Гайдара и стало понятно, что все пропало, теперь ее ничто не спасет.

Открылась дверь. Появилась чужая взрослая пионерка и громко сказала: «Татьяну Левину вызывают к директору».

Она встала, прошла вдоль парт, вышла в коридор и пошла по лестнице вслед за молчаливой пионеркой.

Огромные зеркала бывшей женской гимназии мерцали в полутьме. Чужая нянечка мыла ступеньки. На третьем этаже вместо зеркала висела большая картина в раме. Сталин взял на руки девочку Мамлакат, она протягивала ему цветы и обнимала за шею.

Тут Татьяна Левина не удержалась и всхлипнула. Бесстрастная пионерка остановилась, строго подождала, они двинулись дальше.

— Вот она, посмотрите на нее, подговорила старших толкнуть Сталину под автобус.

Это говорила генеральша, она развалилась на диване, за столом сидели желтая Сурепка и черная Ксения Алексеевна.

— Ведь они ее уже схватили, — продолжала Сталинкина мать. — Какое счастье, что она вырвалась. Только, знаете, клок шерсти остался у них в руках.

Она откинулась на клеенчатую спинку директорского дивана, понизила голос:

— Муж у меня прошлой осенью убил двадцать зайцев, у дочки получилась шубка. Они схватили ее за шубу. Я могу показать!

Она полезла в хозяйственную сумку, которая стояла тут же на диване, с шеи свалилась чернобурая лиса с красными стеклянными глазками.

— А учится-то она как? — спросила Ксения Алексеевна.

— Отличница, — живо сказала генеральша, оторвавшись от своей сумки. — Но еще неизвестно, что будет в следующей четверти.

После уроков Татьяна Левина бродила по улицам, все какие-то глубокие окна в подвалы ей попадались, родителей вызовут в школу, там и арестуют. И зачем она вернулась после допроса в класс, надо было сразу бежать домой. Галя Цветкова жила тоже в таком подвале. Потом она умерла. Многие ходили на похороны, рассказывали, как было красиво, родители купили ей шерстяную форму, такую, какую она хотела при жизни. Те, кто не был на похоронах, сказали, не все ли равно, те, кто был, обиделись. Все было новое: и коричневое шерстяное платье, и черный шерстяной передник, и коричневая лента в косах корзиночкой, и новые темно-красные ботинки.

Вот она на фотографии, среди сатиновых передников, бледное, еще живое расплывчатое создание, дети подземелья, с угла Короленко и Некрасова, перекресток русского богатства и несжатой полосы.

Теперь, когда я взяла на себя столь неблагодарный труд хроникера, я хочу сделать одну оговорку. До сих пор в мировой литературе мы встречались только с хроникерами-мужчинами. Женского варианта этой роли пока не слышно, а зря. У женщин-хроникеров есть даже, если хотите, свои преимущества. Кажется, Толстой просил жену одеть героиню — какие были платья у нее. Ну что же, нарядим нашу невесту мы сами; однако, посоветуемся со знакомым ветераном, так ли безвыходно было положение отряда в этих тростниках и как случилось, что он попал в такую переделку. Мой консультант воевал на Дальнем Востоке и мог ответить на мои вопросы.

Чьи консультации важнее — Софьи Андреевны или нашего летчика-ветерана? Мне кажется, что они сходны — оба консультанта освещают вопросы оснащения. Оснастка на балу иногда бывала поважнее военной, не случайно, обдуманная атака, подкрепленная справным, надежным снаряжением, приравнивалась к боевым действиям, от качества такелажа судна зависел часто исход боя.